Напрасно Спартак повторял просьбы и приказы, призывая своих бойцов к умеренности. Словно сорвавшись с цепи, бесновались орды рабов, усиленные беглецами, присоединившимися к основному ядру по пути и больше других жаждущими отмщения и особенно рьяно стремившимися разжиться добычей. Не имея возможности предотвратить разбой, Спартак по крайней мере сократил его продолжительность. Через сутки ужасы прекратились, ибо уже на следующее утро он приказал играть поход. И теперь с новой ордой, за счет притока рабов усилившейся вдвое, он двинулся в долину, надеясь значительно пополнить запасы провианта, тем более что наступало время сбора урожая.

На этом месте обрываются, к сожалению, и наиболее значительные отрывки из рассказа Саллюстия. Прочие же сообщения античных авторов об этом периоде войны Спартака отличаются, как сказано выше, совершенной недостаточностью. Так, в повествовании Плутарха отход армии рабов в Луканию вообще отсутствует. Одной-единственной фразой он сообщает своему читателю о том, что после побед Спартака над легатами Фурием и Коссинием несколько поражений подряд потерпел и сам претор Вариний, в конце концов потерявший своих ликторов и коня, доставшихся врагу.

Где и когда случился этот разгром, точно нам не известно. Однако немногие данные, имеющиеся в нашем распоряжении, позволяют предположить, что римские солдаты определенно просчитались в оценке боевой мощи армии рабов. Конечно, они ожидали встретить толпу сбежавшейся отовсюду черни, натолкнулись же на мощное, прекрасно организованное войско. Насколько безобразно вели себя орды беглых рабов в отношении мирного населения, настолько же дисциплинированно они выступали под руководством Спартака против вооруженных римлян.

Впечатление, произведенное войском противника, должно было быть достаточно велико, и оно усилилось еще больше, когда дело дошло до прямого столкновения. Чем больше храбрости и решительности проявлял противник, тем быстрее улетучивалась вера римлян в собственные силы. Сознание борьбы за собственную жизнь укрепляло боевой дух рабов и гладиаторов.

Под мощными их ударами ряды римлян дрогнули. Когда солдаты увидели, что товарищи их падают замертво, они, покинув своего полководца, обратились в бегство. Лишь с большим трудом Варинию удалось спастись. Конь претора, а также его ликторы, несшие знаки его власти (фасцы — связки прутьев с воткнутыми в них топориками), вместе со всем римским лагерем достались презренным рабам.

Как и во всех предыдущих боях, Спартак одержал победу и на этот раз, выглядевшую тем более блистательной, чем более позорным казалось поражение римлян.

Надо сказать, что не только беда, но и успех также не приходит один. В последующие недели и месяцы зимы 73/72 г. до н. э. приток южноиталийских рабов в армию повстанцев все усиливался. Однако, чем больше становилось бойцов, тем острее ощущался недостаток в оружии, который Спартак вновь решил преодолеть собственными силами. В данной связи Аппиан и Флор упоминают о том, что он приказал собрать всю необходимую для ведения боевых действий технику, вновь перековать на мечи весь металл, а щиты плести из ивы и обтягивать кожами. У Флора можно найти также указание на подготовку конницы, стратегическое значение которой Спартак сумел оценить.

Не встречая сколь-либо серьезного сопротивления, рабы прочесывали Южную Италию, повсюду оставляя за собой следы опустошения. «Только что покинутая рабами Кампания вновь была ими захвачена, а остававшийся там римский корпус раздавлен и стерт в порошок», — говорится в «Римской истории» Теодора Моммзена. Земли на юге и юго-востоке Италии полностью контролировались армией рабов, так что даже значительные города были взяты и «пережили все ужасы, которые только могут принести варвары беззащитным цивилизованным гражданам, а вырвавшиеся рабы — своим бывшим хозяевам. То, что ни о каких правилах в этой более походившей на резню войне не могло быть и речи, разумеется само собой: в полном соответствии с установленным ими самими правом господа распинали всякого беглого и пойманного раба на кресте; последние поступали со своими пленниками точно так же…». Вскоре власть Спартака распространилась на область, простиравшуюся между захваченными городами Нолой и Нуцерией (Ноцерия) в Кампании, Метапонтом (Торремаре) и Фуриями (Сан-Мауро) в Лукании, а также Козенцией (Козенца) в Брутии (нынешняя Калабрия).

В античную эпоху с началом зимы всякие боевые действия обычно прекращались. Все усилия, предпринятые Римом против повстанцев с весны 73 г. до н. э., оказались тщетными. Спартак одерживал победу за победой, и всюду, где бы ни появлялись не знавшие жалости к господам повстанцы, рабы приветствовали их как своих освободителей. И их постоянный приток все усиливал пожар ужасной войны, все в большей степени охватывавшей страну.

С 70 или 78 товарищами Спартак весной 73 г. до н. э. бежал из гладиаторской школы в Капуе, а менее чем через год он стоял во главе по меньшей мере сорокатысячной армии. По Аппиану, его силы доходили до 70 000 рабов. Пусть даже число это сильно преувеличено, но оно все равно свидетельствует о необычайном размахе восстания рабов. За исключительно короткий срок власть Спартака стала действительно огромной, причем нельзя забывать, что не только удача и случай вели к победам проданного в гладиаторы фракийца, но и в гораздо большей степени присущие ему духовные качества истинного вождя, позволившие Спартаку стать настоящим полководцем.

В Риме же к тому времени осознали наконец чудовищные размеры надвигающейся опасности: восстание гладиаторов и рабов под предводительством Спартака грозило потрясти устои всей страны.

За несколько месяцев восстание гладиаторов разрослось в войну рабов. Одни вырывались из тюрем гладиаторских школ, другие массами бежали из хижин и эргастулов крупных землевладельцев, ибо они, по римскому закону считавшиеся не людьми, а вещами, вместе страдали под игом господ, угнетавших и унижавших их. Таким «двуногим скотом» можно было обладать и распоряжаться, как и любой другой вещью. Раб был бесправен и на веки вечные отдан на милость своего господина.