Вот так японские «агнцы» появились в тылу монголов на горе Баин-Цаган. После того, как вышеупомянутый старший советник монгольской армии полковник Афонин, вместо добродушных монгольских цириков застукав на этой горе толпищу окапывающихся японцев, бегом кинулся в штаб, Жуков решил, что пора начинать внезапное агрессивное нападение посредством стремительного блицкрига. А то эти прыткие соседи так же случайно обнаружатся в свежевыкопанных окопах на берегах Байкала.

Тут-то и началось «первое в истории правильное применение танков крупными массами для ударов в глубину» (с. 67<388>). Оно состояло в том, что танковая бригада Яковлева была с размаху брошена на выковыривание означенных подозрительных артишоков в кимоно, пока они не пустили корни и не проросли колючей проволокой и плотным ружейно-пулеметным огнем. Бригада Яковлева, вступившая в бой прямо с марша и без поддержки пехоты, понесла тяжелые потери, но у Жукова просто не было другого выхода — к Баин-Цагану никто, кроме танков, так быстро подойти не мог. Но не это главное. Главное то, что Жуков прибыл в Монголию не для организации какого-то непонятного блицкрига, а для отражения блицкрига японцев и очистки от оного территории нашего единственного, но зато самого верного союзника.

Основная ошибка заморского сталинолога заключается в том, что в качестве конфликта на Халхин-Голе он рассматривает лишь вторую, наступательную часть советской операции по изгнанию японцев с территории МHP. С таким же успехом можно утверждать, что Великая Отечественная была вероломно начата внезапным ударом советских войск под командованием Жукова по немецкой 6-й армии Паулюса, оборонявшей важный транспортный узел, житницу Рейха город Сталинград. А что было до того — неважно. Может, и ничего не было. Если Жуков, по решению Иностранною отдела Суворазведки, есть злобный агрессор, то о его оборонительных боях можно умолчать, а контрудар обозвать «внезапным ударом».

Так что, Суворов по-прежнему будет утверждать, что Жуков «на германской границе (только в несоизмеримо большем масштабе)… повторил все то, что применил против японской армии» (с. 67), то есть, что «в начале июня 1941 года он готовил против Германии именно то, что готовил в августе 1939 года на Халхин-Голе» (с. 68<389>)? Да? Правда? Значит, на германской границе планировалась оборона против внезапно начавших наступление немецких войск, их изматывание в оборонительных боях и последующие контрудары на окружение и уничтожение прорвавшегося неприятеля, причем, без выхода за государственную границу СССР. Все как в Монголии, только в большем масштабе. Прямо по Суворову, который вдруг совершенно неожиданно угодил своими трелями прямехонько в унисон самым замшелым «кремлевским фальсификаторам» времен незабвенного Маршала Советского Союза Л.И. Брежнева. Так злые коммунисты этого никогда не скрывали. Это их любимый план начала войны, с которым, кстати, я не совсем согласен. Это и есть та самая рафинированная образцово-показательная концепция войны на западе, миролюбивостью которой восторгалось не одно поколение юных ленинцев. Иногда Виктор Суворов в своих околонаучных поисках забегает настолько далеко вперед, что оказывается глубоко позади.

Не подходит Халхин-Гол под тезис о «прологе к советской агрессии». Не лезет он туда. Не входит. Так что, Виктор Суворов, попробуйте что-нибудь другое. Например, конфликт у озера Хасан. Или войну в Испании. Или Полтавскую битву. Посередь Украины. Тут ведь главное, что? Желание, помноженное на ряд специфических навыков и возведенное в степень количества строк. Плюс скромный фиолетовый штампик — «оплатить».

Теперь о заседании Политбюро 19 августа 1939 года. Скрывали. И что? Просто практика такая в мире: важнейшие документы долго не рассекречивать. Вон, милые Суворову англичане продлили до две тысячи очень дальнего года срок секретности документов по смерти Гесса, и ничего. Историки скрипят зубами, ругают Альбион за скрытность, но никому из серьезных авторов и в голову не приходит строить на этом предположения, что, скажем, Гесс-то был ненастоящий в тюрьме Шпандау, или что его убили только потому, что он вознамерился миру рассказать о своих сепаратных переговорах с англичанами в 1940 г., а там, якобы, есть, о чем умалчивать.

И с нами то же самое, — может, не хотели коммунисты, чтобы Запад знал, что товарищу Сталину было глубоко все равно, замочит их Гитлер или нет? К тому же, по официальной версии, мы ведь самые добрые в мире!!! А, самое главное, какой Вождь народов любит оглашать свои стратегические просчеты? Ведь эта стенограмма — доказательство того, что, ставя на союз с Гитлером, Коба стратегически ошибся, предусмотрев все варианты развития событий, кроме возможности быстрого поражения Франции, случившегося в действительности. Однако как это вяжется с суворовскими прогнозами нашего непредсказуемого прошлого?

А что на этом заседании обсуждалось, вы уже знаете, хотя бы из начала этой главы. В свете этой публикации Т. Бушуевой все суворовские наслоения по поводу начала войны девятнадцатого августа пролетают как фанера над Воронежем, метко попадая в мусорную корзину.

Однако чему же учит нас сия глава? Нападающий на Польшу Гитлер и вероломно две недели дожидавшийся (да так и не дождавшийся) исполнения союзниками данных когда-то Польше обещаний Сталин не сцепились между собой на радость умиротворителям фюрера — в этом и есть главное обвинение, предъявляемое Отцу народов в этой главе. Как мы видели, оно совершенно неубедительно.

А что касается монгольских боев как полигона для испытания будущих технологий РККА для советско-германской войны, то даже после краткого знакомства с более сведущим, чем наш плутоватый рассказчик, источником, становится ясно, что если уж и тренировались мы в МНР на японцах Гитлера бить (что само по себе сомнительно), то отрабатывалась там вовсе не агрессия, а нечто прямо противоположное — отход, оборона и контрнаступление.

Что меня больше всего в этой книге радует (помимо, конечно, шакалистых откровений), так это бурный рост советских танковых дивизий под тропическими ливнями сталинского коварства и ласковым солнышком суворовского воображения. Владелец последнего, привычно пружиня на своем резиновом правдолюбии, пишет об отмеченных танковых дивизиях следующее: