Дворецкая Елизавета
Шрифт:
Задыхаясь, старик подбежал к яме и схватился за грудь. Никаких следов на снегу не было – успел!
А вода в яме вдруг заволновалась и пошла паром. Крякнув, Просим привычно ухватил топор обеими руками. Вода забурлила – нечто раздвигало слои бытия, открывая ворота между мирами.
…Белый волк в последнем отчаянном прыжке метнулся вперед, пытаясь ухватить собаку, – он не терял надежды разделаться с ней самому, не полагаясь на кого-то другого. Острые зубы схватили самый кончик задней лапы – собака отчаянно взвизгнула, извернулась, ухватила зубами волчье ухо, но тут на нее прыгнула серая волчица. Собака метнулась вверх, ухватилась передними лапами за края ямы, дернулась и протиснулась в отверстие, роняя на преследователей кровавые капли.
…Из ямы высунулась собачья голова. Просим был готов к чему угодно – даже к тому, что здесь полезет сам тот огромный зверозмей, о котором ему рассказывал варга Лютомер. А тут всего-навсего собака! Привычно замахнувшись, он обрушил топор на показавшуюся голову.
И тяжелое острое железо, закаленное силой Сварога, не подвело. Даже не взвизгнув, собачья голова снова канула в черную воду.
Собака упала под ноги волкам и медведям, которые сгрудились возле ямы, тяжело дыша и прикидывая, стоит ли все-таки попытаться попасть на Ту Сторону или это слишком рискованно.
И тут она упала. Собачья голова была раскроена ударом топора, кровь и мозги заливали бурую шерсть. Длинные лапы дернулись, заскребли землю и замерли.
…Где-то далеко, в избушке затерянной в лесах выморочной голядской веси, тело женщины на старой скрипучей лавке вздрогнуло, дернулось, словно хотело куда-то бежать, но ослабло и повалилось на пол. Невидимая нить, соединявшая тело с вылетевшим духом, оборвалась – дух никогда не вернется, и сердце в теле остановилось.
…В Ратиславле князь Вершина, связанный и уложенный на лежанку, в мокрой одежде после обливаний наговоренной водой, весь обкуренный дымом дедовника и полыни, разом перестал стонать, напряженные мышцы расслабились. Сродники и бабка Темяна дружно перевели дух и утерли лбы. Кажется, злобный дух оставил жертву.
Труп собаки тихонько затлел, по шкуре побежали голубые искры. Их становилось все больше, и звери отошли подальше, отвернули морды. Под этими искрами труп словно истаивал, становился прозрачнее и невесомее, потом совсем исчез. Погибший дух слился с Чернобогом, пополнил собой его мрачную сущность, и на свободу ему больше не выйти никогда.
Самый крупный медведь поднял морду и посмотрел в светлое отверстие. Там наступало утро.
– Пришел День Богов, – прорычал Яровед. – Теперь не вернется ваша лиходейка.
– Ну, так пошли назад, – сказала медведица. – Побегали, кости размяли, пора и восвояси. А то не захотят деды наши тела освобождать. Мое-то ладно, а вот твое, князюшка, уж больно хорошо!
Пятеро лесных зверей вереницей потянулись обратно. Проделывать тот же самый путь было не обязательно, да и пещера Галицы с ее гибелью исчезла, и Яровед принюхивался, выискивая лаз, пригодный для возвращения, – он мог оказаться где угодно. Лютава мысленно поблагодарила судьбу, пославшую им таких помощников, – сама она никогда не нашла бы в Навном мире дорогу обратно, забежав так далеко, да еще в эту самую темную ночь года.
– Теперь наш отец прежним будет? – спросила Лютава по дороге у брата.
– Сомневаюсь. – Белый волк на бегу качнул головой. – Жив ли он, вот о чем душа болит. Пока злодейка жива была, она подсадке приказы отдавала, а та отца по своей воле творить заставляла. А теперь, без хозяйки, дух-подсадка сам за дело примется. Ума у него нет, чего хочет, он сам не знает, а жадности много. Будет силы сосать, пока человек не умрет.
– Но его ведь изгнать можно?
– Можно-то можно. Знать бы как…
– Придумаем, – утешил их средний медведь – Бранемер. – Вон, волхв у нас какой удалой. Я с ним всю жизнь знаком и то не знал, какие он дороги-тропы ведает. А в соседях князь с подсадкой в душе мне разве нужен? Ты смотри, брат, если что – я здесь сам с тобой бегал, а там могу и полки послать. Если что, стало быть.
– Спасибо, брат. – Белый волк кивнул. – Понадобится – кликну. Это здесь я сын Велеса. А там – оборотень злопакостный. Вот вернусь к себе – а пустят ли нас домой-то? Может, там уже братец любезный сидит!
В Навном мире не следовало называть никаких земных имен, но все поняли, о каком братце он говорит.
– Едва ли. – Лютава усмехнулась. – Ты ведь в его глазах теперь – здешнему князю родич. Он ведь знает, что тот тебе полки даст. Если что.
– А когда узнает, что он мне не зять? Что ты со мной домой вернулась?
– Так мы ведь вернемся. Неужели мы за свое наследство не постоим?
– Будет ли наследство…
Пока еще даже ближайшее будущее было покрыто туманом: переживет ли князь Вершина гибель Галицы, хозяйки подсаженного в него духа, или не переживет? А если переживет, то каким станет? И жизнь его, и смерть одинаково угрожали детям Семилады. Но все-таки он приходился им родным отцом, они знали, что его несправедливость и злобность вызваны чужим влиянием и что он-то и есть первая жертва злобного колдовства. Ему нужно помочь, даже если он сам, под руководством того же духа, будет чинить всяческие препятствия – а скорее всего, так оно и будет…