Когда всадники миновали поворот реки, Потворец с сосны свистнул. По этому знаку мужики вскочили, налегли на подрубленные стволы и нажали.

Дешняне услышали свист и стали оглядываться. Но ветвистые деревья с шумом и треском уже падали; кто-то успел придержать коня, а молодой воевода даже сумел проскочить под первым падающим деревом, и его коня только хлестнуло сзади по крупу вершиной.

Но основной отряд попал прямо под падающие стволы. Опрокинутые кони с громким ржанием бились на земле под ветками, некоторые оказались сброшены в реку. Уцелевшие при падении всадники пытались вылезти из-под ветвей, но из зарослей вылетали стрелы и метко жалили, пробивая стегачи.

Мыслята закричал – и мужики побежали из-за деревьев, держа наготове топоры. Из дешнян к тому времени на ногах оставалось чуть больше десятка, тех, кто сумел выбраться из-под упавших стволов. Успевших подобрать щит и приготовить оружие медвежеборцы доставали рогатинами, с которыми привыкли ходить на медведей; других били топорами. Среди упавших стволов, закрывших всю тропу растопыренными ветвями, закипела короткая, неловкая, бестолковая, но ожесточенная схватка. Выученные воеводские кмети на чистом месте, несомненно, справились бы с лесными селянами, но, оглушенные падением, путаясь в сосновых ветвях, не в состоянии собрать растерянное вооружение, да еще и уступая числом, почти ничего не смогли сделать. Мужики, обычно добродушные и не склонные к жестокости, при виде врагов, пришедших разорять их дома и уводить в плен домочадцев, озверели и даже не предлагали сдаваться. Через несколько мгновений ни одного из дешнян не осталось на ногах – они были или убиты, или ранены, или оглушены падением.

– Еще скачут! – заорал с сосны Потворец. Вопреки приказу, он все-таки посматривал на место битвы, очень боясь за своего отца и старших братьев, но все же новую опасность сумел заметить вовремя. – Много, уходите! – всполошившись, кричал он. – Стрый Мыслята, уходите, их голов с полсотни!

– Уходим! – крикнул Мыслята. – Не брать ничего, некогда! В лес бегом, Раденя, Веретень, я кому говорю! Сейчас порубят вас, дураков! В лес, живее! Снежень, мальца в охапку и бегом!

Его послушались: добыча выглядела очень соблазнительно, но ухо различало совсем близко топот нового отряда, значительно больше предыдущего.

Один за другим мужики бросились в лес. Ни одного человека убитыми они не потеряли, несмотря на то что все их защитное снаряжение составляли овчинные и медвежьи кожухи да меховые и войлочные колпаки. Правда, имелись раненые, но все могли уйти на своих ногах. Скрывшись в лесу, медвежеборцы кинулись врассыпную и мгновенно исчезли среди стволов, как лесные духи, – будто и не было никого.

А новый отряд, возглавляемый самим князем Бранемером, подъехал к месту битвы. Раздались гневные, изумленные, негодующие крики – никто не ждал, что дружину воеводы Трислава удастся нагнать так скоро – и в таком виде обнаружить!

Вскинув щиты, дешняне ожидали нападения, но стояла тишина. Противник, как видно, отступил, и даже нельзя было понять, на кого здесь наткнулся передовой отряд. Князь Бранемер первым спрыгнул с коня и, держа щит наготове, подошел к завалу. Стонали раненые – еще было кого спасать.

Но едва он обернулся, чтобы приказать людям спешиться и заняться ранеными, как услышал изумленные крики. Снова глянув на завал, Бранемер невольно охнул.

Из леса вышел волк – крупный, белый, с ярко горящими зелеными глазами. Никто из видевших его даже мысли не допустил, что это может быть обычный лесной зверь – да и разве обычный зверь полезет прямо к вооруженным людям среди бела дня? Нет, это либо лесной дух в облике волка, либо оборотень.

– Князь Волков! – охнул кто-то за плечом Бранемера.

Припадая к земле и всякий миг готовый отпрянуть, волк подбирался к завалу с другой стороны. Там лежал сам Трислав – тело было наполовину скрыто под ветками упавшей сосны, но Бранемер узнавал его шлем и знакомый зеленый плащ.

Волк пробирался к Триславу. Князь Бранемер крикнул – волк только повел ухом, но продолжал свой путь. Кто-то выстрелил по нему – зверь мигом пригнулся, спрятался за стволом и дальше стал продвигаться ползком.

Не зная, что тот намерен сделать, но не собираясь подпускать зверя к телу родича, к тому же, быть может, еще живого, Бранемер осторожно двинулся вперед. Дешняне кричали, пытаясь его остановить, но князь не имел привычки прятаться за чьими-то спинами и всегда первым шел туда, где видел опасность. Волк, ожидая новых выстрелов, больше не показывался, но, судя по дрожанию веток и близкому шороху, продолжал ползти к цели.

Держа меч наготове, Бранемер добрался до ствола, приподнялся – и столкнулся со зверем почти нос к носу. В зубах волка висела, покачиваясь и поблескивая, золотая гривна Трислава – та самая, что Бранемер сам вручил ему после победоносной битвы с радимичами.

Дешняне дружно охнули. Изумленный Бранемер, забыв осторожность, кинулся к волку с вытянутой рукой, пытаясь выхватить из зубов гривну, – но волк ловко отскочил и пустился прочь.

Кмети закричали, но завал на тропе мешал им преследовать похитителя верхом. Бранемер одним махом, опираясь о ствол, перескочил через последнюю часть завала и бегом бросился за волком. А тот уже мелькнул белым пушистым хвостом на опушке, но бежал не спеша, словно никуда не торопился.

– Оборотень, это оборотень! – кричали сзади дешняне. – Княже, стой, куда ты! А вот я его стрелой!