Шрифт:
— Мяу, пушистая! — эльфка улыбалась во весь рот, и Аэниэ засияла в ответ. — Смотри, кого я привела — аж целого Ородрета! Пусть полюбуется, как мои пушистые рисуют… И пусть только попробует на следующий год тебе места не дать! Рразорву!
Высокий полноватый мужчина, поддерживавший Лави под локоток, смущенно улыбнулся, но промолчал.
— А… — тут взгляд Лави остановился на Гвендалин, все еще державшей блокнот и карандаш Аэниэ, но уже успевшей подняться. Улыбнулась, не разжимая губ — девочка хорошо знала эту ее холодную улыбку, не затрагивающую глаз. — Ну здравствуй.
— День добрый. — отозвалась Гвендалин, слегка наклонив голову. Протянула девочке ее вещи.
— Спасибо… — еле слышным шепотом.
— Так она… с Вами? — женщина зачем-то снова поправила очки, уставилась Лави прямо в глаза. Та властным жестом притянула к себе девочку, обняла за плечи:
— Конечно. Правда, у нее великолепные картины?
— Талант, — сухо проронила Гвендалин.
— Ну так! Иначе никак! — гордо тряхнула волосами Лави, и ответная улыбка Гвендалин оказалась не менее натянутой:
— Ну, да, разумеется. Не сомневаюсь. Позвольте вас оставить… — уверенно шагнула вперед — Лави невольно посторонилась, пропуская ее, но женщина приостановилась, взглянула на девочку:
— Надеюсь, мы еще увидимся, — и пошла к выходу.
Аэниэ кивнула и недоуменно уставилась ей вслед, но эльфка легонько щелкнула ее по носу:
— Тю, пушистая, не спи, замерзнешь! Ородрет, между прочим, страшный человек! Пардон, эльф! Вот ка-ак посмотрит он, и на будущий го-од…
— Да что ж ты из меня монстра делаешь? — шутливо запротестовал Ородрет, но Лави замахала на него руками:
— А ты и есть монстр! Кто весь паркет клыками пропахал?!
Тут девочка вспомнила, что видела этого типа среди оргкомитетчиков на открытии КОНа — на собрании, обозванном Лави «говорильней», где сидеть было смертельно скучно, но нужно.
— Аюшка, ну-ка расскажи, что ты хочешь на будущий год приволочь?
— Так рано же еще… — смутилась Аэниэ, — Я пока не знаю точно…
Но Лави не стала слушать:
— Думать об этом надо уже сейчас! Ну и ладно, сам тогда скажу! — и вывалила на Ородрета кучу своих соображений и предложений, а под конец заявила:
— В общем, ближе к делу я с тобой свяжусь и скажу, что к чему, а место нам ты все-таки забей. И не вздумай забыть! — и снова потащила его по выставке, указывая на отдельные картины и что-то возбужденно ему втолковывая. Ородрет молча улыбался, свита уже успела разбежаться по углам, а некоторые так и вовсе ушли — они-то все работы девочки уже давно видели. Всеми забытая Аэниэ так и осталась стоять возле своего фанерного стула, прижимая к груди блокнот и карандаш, и в ней начинало закипать тихое возмущение: "Но это же моя выставка! Это же… Это мое! Не хочу я сюда ювелирку тащить, я же еще не умею как следует… Но… Лави… А как же я?"
— Лав, а ты не знаешь, где у Гвендалин студия?
— А зачем тебе? — Лави оторвалась от пришивания пуговицы к рукаву и взглянула на девочку.
— Она меня приглашала в гости, а где это, не сказала…
— Вот что, Артануш, — эльфка внезапно посерьезнела, — сейчас… Погоди. — воткнула иголку в ткань, закрепила нитку и отложила рубашку. — Поди сюда.
Недоумевая, Аэниэ подошла и присела рядом.
— Пушистая… — Лави испытующе заглянула ей в глаза. — О чем ты с ней разговаривала?
— Да так… Ерунда всякая…
— А все-таки?
— Она спросила, где я учусь, что еще умею… Похвалила… Сказала, что сама похожее рисовала.
— Да ну?
— Ну… — Аэниэ потупилась, — вроде и все.
— Точно все?
— И еще в студию пригласила…
— Она к тебе не прикасалась? Ничего у тебя не брала?
— Что? Нет, ничего…
— Это хорошо… — эльфка вздохнула с видимым облегчением. — Пушистая, мой тебе совет — не общайся с ней. Гвендалин — существо опасное.
— Как? Чем?
— Чем… — Лави задумчиво потерла переносицу. — Понимаешь, она… Инвольтирует.
— Чего?
— Она магичит всерьез — и всех завязывает на себя. Понимаешь? Она делает так, чтобы от нее зависели, чтобы ее слушались, подчинялись, обожали… А наигравшись, она таких выбрасывает. И плевать ей, что они теперь жить без нее не могут. Почему я и спросил, брала она у тебя что-нибудь или нет… По волоску, по фотографии — она может. А я за тебя боюсь, кыся моя. Не надо тебе с ней контачить, хорошо?
Аэниэ истово закивала: