Шрифт:
Машина «скорой помощи» безо всякой спешки увезла тело Дэнни Пэджита. Вынести труп Хенка Хатена из здания оказалось труднее, но в конце концов его удалось спустить по лестнице и, завернутого с головы до ног в белую простыню, положить на носилки.
Я отправился в редакцию, где, ожидая меня, Маргарет и Уайли пили кофе. Мы были слишком потрясены, чтобы вести осмысленный разговор. Казалось, весь город потерял дар речи.
Немного придя в себя, я сделал несколько звонков, нашел того, кто был мне нужен, и около полудня покинул редакцию. Проезжая по площади, я увидел, как мистер Декс Пратт, владелец стекольной мастерской — он еженедельно давал в «Таймс» рекламу ее услуг — остекляет окна и двери в конторе Люсьена. Я не сомневался, что сам Люсьен сидит дома на веранде, откуда виден купол здания суда, и накачивается виски.
До Уайтфилда было три часа езды на юг от Клэнтона. Я не был уверен, что смогу туда добраться, потому что меня все время тянуло повернуть направо, взять курс на запад, пересечь реку и к заходу солнца оказаться где-нибудь в глубине штата Техас. Или свернуть налево, направиться на восток и найти какую-нибудь работающую допоздна забегаловку поближе к Атланте.
Какое безумие! Как могло случиться, что на такой тихий маленький городок, как Клэнтон, обрушился подобный кошмар? Я мечтал поскорее убраться оттуда.
Так и не успев оправиться от шока, я подъехал к Джексону.
Психиатрическая клиника располагалась в двадцати милях к востоку от Джексона, на автомагистрали, соединявшей два штата. Я пробился через пост охраны, козыряя именем врача, которое удалось выяснить в результате телефонных переговоров.
Доктор Веро оказался очень занят, так что мне пришлось около часа листать журналы в приемной. И лишь после того, как я заверил девушку-администратора, что не уйду из клиники и, буде понадобится, поеду за доктором к нему домой, тот выкроил несколько минут для разговора со мной.
У Веро были длинные волосы и борода с проседью. Акцент явно выдавал жителя северной части Среднего Запада. Судя по двум дипломам, висевшим на стене захламленного кабинета, он учился в Северо-западном университете и Университете Джонса Хопкинса, хотя подробнее разобрать тексты дипломов в сумерках возможности не представлялось.
Я рассказал ему, что произошло утром в Клэнтоне, после чего он заявил:
— Я не имею права давать информацию о мистере Хатене. Как вам уже объяснили по телефону, мы обязаны хранить врачебную тайну.
— Были обязаны, больше не обязаны.
— Это не зависит от факта смерти больного, мистер Трейнор. Тайна остается тайной, и, боюсь, я не смогу обсуждать с вами этого пациента.
Я достаточно долго общался с Гарри Рексом, чтобы знать, что ответ «нет» никогда нельзя принимать как окончательный, поэтому пустился в подробный рассказ о деле Пэджита: начал с девятилетней давности суда над ним и закончил условно-досрочным освобождением, красочно описав жуткую панику, последние месяцы царившую в городе. Я поведал психиатру о том, что однажды воскресным вечером видел Хенка Хатена в Независимой церкви Калико-Ридж и что, как мне показалось, никто из прихожан понятия не имел о событиях последних лет его жизни.
Я был убежден: город имеет право знать, что заставило его сорваться. Насколько этот человек был болен? Почему его выписали? Существовало множество вопросов, и пока «мы» не узнаем правды, «мы» не сможем преодолеть, пережить этот трагический для города эпизод. Я поймал себя на том, что вполне профессионально «выжимаю» информацию. И лед наконец тронулся.
— Что из мной сказанного вы собираетесь опубликовать? — спросил он.
— Лишь то, что вы сами разрешите. Если что-то не для печати, просто скажите.
— Давайте пройдемся.
Прихватив кофе в картонных стаканчиках, мы уселись на бетонной скамейке в тенистом больничном дворике.
— Вот то, что вы можете напечатать, — начал Веро. — Мистера Хатена привезли сюда в январе 1971 года. С диагнозом «шизофрения» он был помещен в клинику, прошел курс лечения и в октябре 1976 года выписан.
— Кто поставил диагноз? — спросил я.
— А это уже не для печати. Согласны?
— Согласен.
— Это строго конфиденциально, мистер Трейнор. Вы должны дать мне слово.
Я отложил ручку, блокнот и сказал:
— Клянусь на Библии: то, что вы мне сейчас расскажете, опубликовано не будет.
Веро долго колебался, не спеша глотал кофе, в какой-то момент мне даже показалось, что он вот-вот замкнется и попросит меня уехать. Но, немного расслабившись, доктор продолжил:
— Я лечил мистера Хатена с самого начала. Шизофрения была у него в роду. Его мать, а вероятно, и бабка страдали шизофренией. Это заболевание довольно часто передается по наследству. Еще во время учебы в колледже он время от времени лежал в стационаре, но, заметьте, сумел получить диплом. В середине шестидесятых, после второго развода, он переехал в Клэнтон, чтобы начать жизнь сначала. Но последовал еще один развод. Он обожал женщин, однако никогда не мог сохранить семью. В Роду Кассело он был очень влюблен и неоднократно просил ее выйти за него замуж. Думаю, этой молодой даме он немного надоел. Ее убийство оказалось страшной травмой для его психики. А когда присяжные отказались вынести смертный приговор ее убийце, он, я бы сказал, перешел грань.