Сейчас я тебе объясню, что это такое. В общем, так… Каждый должен жить богатой, насыщенной половой жизнью: к этому направлена всякая деятельность человека. Что бы ты там ни делал, твоя цель - стать привлекательным в сексуальном отношении, особенно, если ты совершаешь что-то большое и важное, безразлично, пишешь ли ты картину, или приобретаешь большой городской участок во Флориде, или открываешь какое-нибудь новое затмение, или отличаешься в матче чемпионов по бейсболу, или произносишь надгробную речь, или сочиняешь большую рекламу. С другой стороны, когда уж мы совершим что-нибудь такое, мы хотим, чтобы нас оценили, и имеем право этого ждать, и если дома нас не ценят, надо искать новых подруг, - понимаешь, что я хочу сказать?

Только тут начинаются такие осложнения и неприятности, что, может, это все ни к чему, даже с такими смышлеными девочками, как моя, в Нью-Йорке, - игра не стоит свеч.

И потом в психоанализе много говорится о снах. И все сны означают, что тебе нужна жена совсем другого толка, - о, сны эти очень важны!

Так что теперь ты разбираешься в психоанализе не хуже, других.

И теперь, когда я изучил психоанализ, мне ясно: у нас с Мэми с самого начала все шло не так.

Я был тогда молод, только приехал в Зенит, работал по оптовой продаже бумаги и жил в пансионе около Беннеровского парка - в те дни этот район напоминал захолустный городишко. Я встречался со многими молодыми людьми в церкви и других местах, и мы танцевали, устраивали пикники, катались на санках - неотесанные ребята, но время проводили весело.

А Мэми - ее отец продавал кровельные материалы, и дела у него по тем временам шли отлично, - она была одна из красивейших девушек в нашей компании, но страшная недотрога. С некоторыми девушками можно было не стесняться, - сам понимаешь, ничего такого, но просто, когда все собьются на санках в кучу, можно было взять их за руку и даже погладить по колену.

Но с Мэми - ни-ни! До того была невинна и религиозна, что как-то на танцах, когда я попробовал ее поцеловать, она меня так треснула!

Это, конечно, меня только подхлестнуло. Я решил, что она живое чудо.

Знай я тогда столько, сколько знаю теперь, я бы понимал, что совсем неплохо, если в девушке, с которой собираешься, можно сказать, прожить в интимной близости жизнь, если есть в ней немного чертовщинки и Она не лезет на стену, когда ее слегка обнимешь, но не переходишь, конечно, границ,- понял, что я хочу сказать?

Ну, вот мы и поженились, и она никогда не была довольна.

Иногда она намекает, что так и не разогрелась, потому что я простой, заурядный американский бизнесмен. Но бог мой, меня ведь и не поощряли! Все равно я вряд ли стал бы каким-нибудь Валентине, но как же я могу даже попытаться доставить ей настоящее удовольствие, если она ведет себя так, словно боится: а вдруг я попробую ее поцеловать?

Скажу тебе, Уолт, я просто в недоумении. И порой готов усомниться (хотя и не хочу, чтоб меня цитировали), может, при всех великих достижениях нашей величайшей нации мира, при том, что мы превосходим все остальные страны, взятые вместе, по числу машин, радиоприемников, домен, костюмов, асфальтированных мостовых и небоскребов и по глубине учености - сотни тысяч студентов изучают латынь и бухгалтерию, медицину и домоводство, литературу, банковское дело и искусство украшения витрин, - но при всем при том закрадывается сомнение: может, в нашей американской жизни чего-то не хватает, если учесть, что почти не встречаешь супругов, по-настоящему довольных друг другом и не мечтающих расстаться?

Сомнения одолевают. Но, должно быть, это для меня слишком сложно. Я просто не понимаю -

Но я отклонился в сторону. А возвращаясь к Мэми,

скажу:

Похоже, для нее моя роль в доме сводится к тому, что я оплачиваю счета, и разрезаю утку, и привожу в порядок плиту, и вывожу из гаража ее автомобиль, чтоб она могла ехать на дамскую вечеринку с бриджем. Мало того, с недавних пор мы к тому же стали ссориться самым безобразным образом. Вот тебе пример.

После женитьбы мы завели собак, и мне всегда нравилось иметь в доме хорошую собаку. Кажется, есть с кем поговорить, когда возвращаешься в пустой дом, - пес сидит я слушает, пока ты объясняешь ему разные вещи, и словно понимает] Но лет шесть назад, когда у нас случайно не было собаки, кто-то подарил миссис Шмальц, то есть Мэми, очень дорогую кошку по имени Минни, может, и не совсем чистокровную ангорскую, но все же отличной породы.

Хотя я и понимал, каких бешеных денег она стоит, но никогда мне эта чертова кошка не нравилась!

Еще, знаешь, была у нас канарейка, драгоценная маленькая канарейка по имени Дики, настоящая, доподлинная канарейка с гор Гертц, и такая разумная - некоторые говорят, канарейки «е бывают разумные, «о я тебе скажу, эта канарейка меня узнавала: стоило мне подойти к клетке, и она начинала петь, словно говорит со мной.

Для меня это была настоящая отрада. Как раз тогда у нас не было собаки - я искал чистокровного английского сеттера и никак не мог найти за сходную цену.

Но вот что удивительно. Мы кормили эту. кошку до отвала - что и вспоминать, сколько мы перевели денег на молоко и мясо для нее, - но все равно ей обязательно хотелось достать эту бедную канарейку. Она все время крутилась под клеткой и поглядывала на Дики кровожадными глазами, и когда кто-то (я всегда думал, это сделала сама Мэми, а не горничная), когда кто-то оставил стул как раз под клеткой, Минни вспрыгнула на стул, а оттуда наилучшим образом махнула прямо к клетке.

Конечно, мы с Мэми тогда крупно поговорили.