Ей-богу, я был на седьмом небе от счастья — даже ангелы, наверное, так не радуются, когда смотрят с небес, как детей католиков тащат на веревке в пресвитерианскую воскресную школу. Вот ведь какие чудеса бывают: только что ходил грустный, на сердце кошки скребли, и, казалось, конца не будет твоим бедам, а потом вдруг случается какая-нибудь мелочь, которой вовсе и не ждал, — и сердце уже прыгает от радости, и все твои печали позади, и ты доволен и счастлив, как Содом с Гоморрой и все прочие патриархи! [16] Говорю про себя: вот так удача для Тома Сойера! И для Джима тоже. Если Король с Герцогом все сделают как надо, то Джим в безопасности, и если через три месяца Джим не будет в Англии на свободе — значит, мы разучились освобождать негров и лучше нам заняться чем-нибудь другим.

Я им сказал: мне план по душе, я согласен. Король с Герцогом обрадовались и даже руку мне пожали — в первый раз в жизни они до меня так снизошли. Я и говорю: хочу вам помочь, только расскажите как. Герцог в ответ:

— Ты можешь нам очень здорово помочь, Гек, и при этом ничем не рискуешь. Все, что от тебя требуется, это держать язык за зубами.

— Договорились.

— Если хочешь, можешь рассказать Джиму. Скажи ему: когда увидит нас, узнает, что мы от шерифа, и услышит, зачем мы пришли, пускай сделает испуганный и виноватый вид. Это должно подействовать. Только пусть ничем не показывает, что видел нас раньше. И ты тоже виду не подавай, что знаешь нас. С этим надо очень осторожно.

— Хорошо, ваша светлость, буду осторожен и ничем не выдам, что мы знакомы.

— А теперь скажи, что ты делаешь на этом пароходе?

Такого я не ожидал. Я не знал, что ответить, и сказал: путешествую, чтобы поправить здоровье. Но Король с Герцогом были в хорошем настроении и не стали ничего выпытывать, только рассмеялись и спросили, где же курорт. А я отвечаю: вон там — видите, огни горят? Ну, они меня и отпустили. Стали прощаться и говорят: смотри не опустоши там все курятники!

Я отправился к рубке, настроение было лучше некуда, а потом вспомнил, что все это время не следил за челноком, но, думаю, невелика беда — все равно никакого челнока не было, а то бы Том с рулевым его заметили и бросились в погоню. Наверху контролер проверял билеты, мы с Томом спустились на крышу рубки, и я говорю ему шепотом:

— Представляешь, Король и Герцог здесь — внизу, на полубаке!

— Не может быть!

— Да провалиться мне на этом месте! Хочешь посмотреть?

— Еще бы! Пошли!

Мы скорей бегом на полубак. Король и Герцог после наших с Джимом приключений стали у нас в городе знаменитостями — Том, как и любой другой на его месте, все бы на свете отдал, чтобы взглянуть на них. Когда Том их видел в Арканзасе, они были с ног до головы в дегте и в перьях, и люди с факелами тащили их верхом на шесте — ну точь-в-точь облачный столп, который вывел Моисея из тростников. [17] И сейчас Том, понятное дело, хотел полюбоваться на них без перьев, потому что в перьях они были больше похожи на лопнувшие подушки.

Но ничего у нас не вышло. Пароход подходил боком к плавучей пристани, и помощники капитана, само собой, всех прогнали с полубака. Там не осталось ни одного пассажира — только матросы с грузами носились туда-сюда, ярко-красные при свете топки и огней, а на остальной палубе — тьма кромешная и ничего не видно. Мы спрыгнули на берег и отправились к северной окраине города, там нашли длинный плот из бревен и поплыли. Уселись на краю, свесив ноги в воду, а вокруг — тихо-тихо, только волны слегка плещут о плот. Мы болтали и смотрели, не покажется ли челнок, а кругом комары пищали, и лягушки квакали вовсю, как у них водится в такие летние ночи, и было тепло, уютно и славно.

Стал я рассказывать Тому про план. Теперь, говорю, надо держать язык за зубами и никому ни слова, кроме Джима. Том сразу повеселел, даже чуть не запрыгал от радости. Сказал, что теперь с Джимом ничего не случится. Даже если мы не найдем убийц, план Герцога его все равно спасет, а потом мы снова поможем Джиму бежать из рабства и здорово повеселимся: увезем Джима в Англию и передадим самой королеве — пусть он помогает на кухне, прислуживает за столом, а еще будет телохранителем и знаменитостью. И мы славно попутешествуем — увидим Тауэр, и могилу Шекспира, и узнаем, в какой стране мы все жили, пока не начали бороться за справедливые налоги и равное представительство в парламенте и не подняли шум, потому что ничего этого не было.

Но тут Том сказал, что получил хороший урок и больше не станет ради славы разбрасываться удобными случаями. Нет уж, с этого дня — никакой славы, главное — дело! Джима надо спасать чем быстрее, тем лучше, и не беда, если без шума.

Я обрадовался: наконец-то Том дело говорит! Раньше он просто был не в себе, сразу видно. Зато теперь-то он точно в здравом уме! Он даже сказал: пусть лучше Король и Герцог придут ночью, заберут Джима из тюрьмы и выведут из города незаметно, без всякого шума — хватит показухи, теперь с ней покончено. Ей-богу, мне снова стало не по себе: неужели Тома опять занесло, только в другую сторону? Но я промолчал.

Том и говорит, что новый план — самый надежный, лучше не придумаешь, но это не значит, что надо сидеть сложа руки: а вдруг Короля с Герцогом посадят в тюрьму (уж этого-то всегда можно ожидать), а когда выпустят, Джима спасать будет уже поздно…

— Не надо, Том! — перебил я его. — Об этом не то что говорить, даже думать нельзя.

— Нет, Гек, придется. Раз такое может случиться, значит, надо все хорошенько обдумать, нельзя больше ничего упускать из виду. Пока мы ждем, давай денек-другой поищем тех двоих — надо пользоваться любым случаем. — Том помолчал, вздохнул тяжело и говорит: — Жаль, до дождя не успели. И зря мы сюда приехали.