– Сюжетов мало, – сержант улыбнулся в ответ, показав плохие, прокуренные зубы, – и некоторые из них часто повторяются. Кстати, в Вашем варианте мы можем предложить только половинчатую победу. Все честно.

– Как это?

– Дело только во времени, – повторил собеседник, – а времени мало. И у вас, и у вашей страны. Вы умираете. Это тоже можно назвать проигранным боем. Но если для вас сопротивление болезни может означать только лишь отсрочку смерти, то для Империи – жизнь. Ваши дипломаты никак не могут договориться с союзниками. С потенциальными союзниками, – голосом надавил на одно слово сержант. – На это им нужны еще сутки. И сутки на то, чтобы запустить весь механизм, который приведет в движение людей, технику, обозы. Итого – сорок восемь часов. Посмотрите на карту.

Маршал посмотрел. Синие стрелы удлинились еще. Прищурившись, он привычно, как на штабном совещании, заставил мозг охватить всю картину. Вздрогнул, понимая.

– Они не успеют. При таких темпах продвижения…

– Совершенно верно. Войска деморализованы, пропаганда врага работает успешно, – сержант снова ухмыльнулся, и шрам на его щеке зашевелился, как красная гусеница. Маршал оскалился в ответ, сдерживая желание врезать кулаком по лицу фантома.

– Если я покажу сейчас врачебную карту, Вы поймете, что этих двух суток нет и у Вас, маршал. Вот тут-то, как говорится, и зарыта собака. Мы предлагаем занятную сделку. Продержитесь двое суток на этой карте – игра ваша. Нет – и конверт с завещанием будет вскрыт раньше, как и предполагают врачи и все ваши горячо любящие родственники. А Империя перестанет существовать.

– Что я должен делать? – хрипло спросил маршал. Он провел рукой по сукну мундира, сжал в кулаке острые грани маршальской звезды.

– Воевать, – отозвался сержант. Он поднялся из-за стола и снова повторил:

– Воевать, маршал. Вы это умеете хорошо. Даже тогда, на Волчьем поле, вы победили. Правда, используя для этого методы, которые не всем по нраву. Но Вы не побоялись их применить. Теперь все проще. Карта – это ваше поле битвы. И эта же карта – тело, которое сейчас лежит, утыканное капельницами. Столица – сердце. Пока оно бьется, и тело, и Империя живы. Правда, просто? Даже примитивно, ничего нового. Продержитесь, маршал.

Сержант повернулся и пошел к двери. Потом остановился и поглядел маршалу в глаза.

– Забыл добавить… Ну конечно же, у Вас будут все условия для работы, все привычные детали. И никакой боли, маршал. Никакой.

Он взмахнул рукой, и маршал внезапно увидел, как пустой зал наполняется людьми. Офицеры-референты, радисты, секретари, картографы и курьеры – все они негромко переговаривались, деловито сновали туда-сюда с пачками документов. Штаб гудел как улей. Чья-то рука уважительно коснулась локтя, маршал обернулся.

– Ваш чай, господин главнокомандующий, – юный лейтенант с едва пробивающимися на губе усами, щелкнул каблуками и вытянулся, демонстрируя училищную выправку. – Как просили, с лимоном и двумя кусочками сахара.

– Без чинов, сынок, – маршал добродушно принял стакан в серебряном подстаканнике. Он поднялся из кресла, чувствуя легкое и послушное тело. Все разговоры смолкли, все глаза ловили каждое его движение.

– Вот что, господа, – главнокомандующий звякнул ложечкой в стакане, – у нас очень мало времени. Давайте работать. Как будто нам черти на пятки наступают.

– Сколько можно здесь торчать? – жена старшего внука поморщилась и выплеснула чай за окно. – Когда это все закончится? Надоело уже. Сидим тут как в мышеловке!

Столовая взорвалась перепалкой. Все спешили высказать свои обвинения, их голоса резали воздух – и надо всем этим ржавой пилой визжала жена старшего внука.

Профессор поморщился и прикрыл дверь в комнату умирающего.

– Слыхали, коллега? – спросил он у второго врача, усталого человека с серым от недосыпа лицом.

– Еще бы, – мрачно отозвался тот, судорожно сдерживая зевоту и шипя от этого сквозь зубы, – собрались добрые родственники, устроили войну.

– Да, что-то в этом сравнении есть, – профессор усмехнулся, набивая трубку табаком и тщательно уминая его большим пальцем с коричневым ногтем. – Действительно, война! Вот сейчас эта… ведет в наступление свои танки.

– Скорее уж, авиацию, – хохотнул второй врач, – ковровые бомбардировки обеспечены!

– Но и на старуху бывает проруха, – прислушался профессор, – младший внук со своей женушкой тоже не промах. Спит и видит себя хозяином этого особняка со всей обстановкой… А за ее спиной еще и младшее поколение, у которого молодые и крепкие челюсти. Вцепятся так, что за уши не оттащить.

– Интересно, его хоть кто-нибудь любил? – задумчиво спросил врач, поглядев на занавеску, из-за которой слышалось металлическое шипение искусственного легкого.

– Говорят, его солдаты, но из них уже никого не осталось, конечно. Прожить так много лет, удивительно, просто необычайно много…

Тоненько задребезжал тревожный звонок. Сунув трубку в карман халата, профессор быстрыми шагами направился к аппаратуре.

– Опять приступ!

Приступ на западном направлении был отбит мастерски, противнику так и не удалось замкнуть окружение вокруг двух армий.