— Подождите меня, Люк, я только сменю обувь,— попросила Бриджит.

Его имя «Люк», прозвучавшее так просто и тепло в устах молодой девушки, наполнило его странным сладостным чувством. Но, однако, как же иначе могла она его назвать? Она же считала его своим кузеном. И ему вдруг пришло в голову: верит ли она, что он ее двоюродный брат, и если нет, то что она думает обо всем этом?

Странно, что это не волновало его раньше. Когда его друг обмолвился мимоходом, что его кузина именно то, что ему нужно, тогда он представлял ее себе совсем иной. Секретарь... Серенькая и простенькая, достаточно хорошенькая, чтобы вскружить голову богатому человеку. И вот он встретил совсем не такую девушку — девушку разумную, которую трудно обмануть. Что же она думает о нем?

— Я готова.— И Бриджит подошла к нему так тихо, что он даже не услышал, как она появилась.

На ее волосах не было ни сетки, ни шляпы, и как только они отошли от дома, ветер, подкравшийся из-за угла, набросился на нее и особенно на ее волосы со страшной силой, подхватил их и развеял вокруг лица. Она улыбнулась, но не собрала их.

— Я не сомневаюсь, что понадоблюсь вам, хотя бы для того, чтобы показать дорогу.

— Это очень любезно с вашей стороны.— И удивился, заметив на ее лице внезапно промелькнувшую ироническую улыбку.

Он взглянул на грубую стену дома, из которого они вышли, и заметил:

— Какое отвратительное получилось здание. Неужели никто не мог удержать его от переделки?

— Дом для англичанина — это его замок. Гордон обожает свой дом,— ответила Бриджит.

Люк сознавал, что его замечание было бестактным, но был не в состоянии контролировать себя.

— Ведь этот дом принадлежал когда-то вам! Разве не так? И вы в восторге от того, что с ним теперь сделали?

Она взглянула на него:

— Полно, Люк, все это не так драматично, а много проще. Меня увезли отсюда, когда мне было два года, так что я ничего не помню о старом доме.

— Вы правы. Простите меня.

— Да,— сказала она, в свою очередь взглянув на здание,— редкостный романтизм!

И он почувствовал в ее голосе горькое презрение. Он понял, что горечь относилась не к нему, а к ней самой. И ему захотелось побольше узнать об этой девушке.

Пять минут ходьбы, и они пришли к церкви с примыкавшим к ней домиком викария.

Викария они застали в его кабинете.

Альфред Вейк — викарий — был маленький, сутулый старик со светлыми голубыми глазами, рассеянный, но очень учтивый. Он, казалось, был доволен этим визитом, хотя и несколько удивлен.

— Мистер Фицвильям живет у нас в Ашманоре,— объяснила Бриджит,— и ему хотелось бы посоветоваться е вами относительно книги, которую он пишет.

Мистер Вейк вопросительно взглянул на Люка, и тот начал объяснять. Он сильно нервничал, и это было вызвано двумя причинами: во-первых, мистер Вейк мог оказаться довольно сведущим человеком, и, во-вторых, рядом была Бриджит, и она прислушивалась к разговору. Люк вздохнул свободно только тогда, когда викарий, интересовавшийся Римом, признал, что он знает очень мало о местном фольклоре, но рекомендовал ему направиться к подножию холма, в местечки, где продолжали жить суеверие, былины и старые обряды.

Изобразив на лице разочарование, Люк стал справляться о смертных случаях за последнее время.

Мистер Вейк покачал головой:

— Боюсь, что я и тут ничего вам сказать не сумею. Видите ли, я порицаю всякое суеверие, и мои прихожане стараются не доводить до моего сведения что-либо подобное.

— Это понятно.

— Наша провинция такая отсталая. Вы в конце концов найдете здесь то, что ищете.

Люк решился задать смелый вопрос.

— Я попросил мисс Конвей припомнить все смертные случаи за последнее время. Может быть, вы могли бы дополнить этот перечень?

— Да, это нетрудно. Мы позовем на помощь нашего пономаря. Да, в эту зиму и весну было много печальных и притом неожиданных случаев... Ну что ж. Перейдем к перечню. Недавно у нас умер доктор Хьюмбелби и бедная Лавиния Пинкертон. Оба были очень хорошими людьми.

— Мистер Фицвильям,— вставила Бриджит,— хорошо знал обоих. Это его друзья.

— Да? Это очень печально. Потерять таких друзей тяжело. У вас много друзей?

— И, смею уверить,—ответил Люк,— так же много и врагов.

Мистер Вейк глубоко вздохнул и покачал головой:

— Да, наш доктор был очень популярен и любим. Особенно бедняками.

Люк заговорил, словно бы не придавая своим словам большого значения:

— Я всегда думал, что смерть одного человека непременно приносит выгоду другому. Я имею в виду не только материальную выгоду...

— Мне понятна ваша мысль. Вот, например, в случае с мистером Хьюмбелби. Его партнер со смертью старика получил большое преимущество: он занял его место.

— А подробнее?

— Томас очень способный малый, но здесь у него не было достаточной практики. Его всегда заслонял Хьюмбелби. На своих пациентов Томас не особенно влиял, авторитета у него не было, и это его огорчало. И может быть, причина таилась в том, что он был менее способным врачом по сравнению с покойным. После смерти Хьюмбелби у него появилось больше апломба. Покойный был сторонником традиционной медицины, Томас же — экспериментатор. На этой почве доктора ссорились. Но я не хочу передавать сплетни...