Эта красноречивая реакция коллег заставила Мазикина изящно развести руками, почти задев нежно-розовую лысину сидящего рядом с ним старого культуролога, настолько старого, что его имени уже никто не помнил.

Клим задумчиво протянул: "Ну-у-у… Не знаю, что и сказать… Если вам это совсем уж не по нутру, то… тогда… простенько и со вкусом: виртуально-силонофоническая музыка! – пробормотал он возбуждённой скороговоркой: – Знайте: это я предложил великому Ад-Малеку, – и он со мной согласился, – назвать его творение силонофоном!.. Есть в этом этакое… звонко струящееся по затейливой спиральной трассе… – и он произвёл рукой сложное круговое движение. – Но… э-э-э… вернёмся к нашим баранам! Вместо занудной, устаревшей симфонии – силонофония!..

Ну, и вот… к этому ещё прибавить нечто виртуальное, в чём, как нигде более, зарыт космический характер гениальных творений звёздных виртуозов Ори Мусаки.

Тогда, может, силоно-культ? Так сказать, силонофоническая культура! Это-то подойдёт?" На это ответили шумным возмущением исследователи ботлофонного стиля творчества.

Кто-то тут же взвился над столом во весь свой немаленький рост, на всякий случай сжав кулаки. Ботловеды встали стеной, и в руках у каждого оказалось по увесистой бутыли. "А где хотя бы намёком упомянут ботлофон? Что, вклад великого Куку Бакбукини так уж мал?" – нестройно и угрожающе орали ботловеды.

Мистер Пиггуй, стремясь во что бы то ни стало предотвратить перерастание дискуссии в побоище, оглушительно взвизгнул, что побудило всех замолчать и сесть на места: "Вот что, уважаемые коллеги терминологи, силоноведы и ботлолюбы! Такой серьёзный вопрос с кондачка не решается, а тем более сгоряча, во всеоружии средств над-культурной дискуссии. Наше дело предложить варианты, обнародовать их.

Чем больше вариантов, тем лучше. И пусть решает любительская масса. Глас народа – он завсегда!.. Поэтому моё мнение: следует объявить конкурс на выработку названия музыкального стиля "новейшей волны"… э-э-э… "струи", она же альтернативная музыка".

Клим солидно прогудел густым, вязким басом: "И не просто объявить, но и широко разрекла… мик… ик… ровать!" Танин Немухан, подумав, что нынче он непозволительно долго помалкивал, решил под конец вставить своё слово золотое, и ради этого даже прекратил сосать свою знаменитую трубку: "Победитель конкурса получит большую премию и пожизненный абонемент на все-все-все концерты музыкантов новейшей волны… э-э-э… струи". На том и порешили, в честь чего отложили мечи (то-бишь – бутыли), раскурили трубку мира, позаимствовав её у Немухана, распили последнюю бутылочку и разошлись по домам.

Никто не учёл, а геверет Офелия "позабыла" упомянуть, что маститый мистер Клим вхож не только в самую высшую весовую категорию музыковедов-терминологов, но и в круг ближайших приятелей синьора Мушхатти. Таким знакомством при всём горячем желании не могли похвастаться ни мистер Лоханди, ни тем более мистер Немухан и прочие участники научной терминологической дискуссии. Это и обеспечило отличную и своевременную рекламу всем терминологическим идеям мистера Клима, которые менялись и обновлялись у него с искросыпительной скоростью.

Широкое обсуждение музыкально-терминологических идей Клима, представленных в качестве коллективного итога упомянутой научной конференции, продолжалось довольно длительное время. Знатоков и любителей не покидало ощущение, что эта тема отодвинула с первых новостных полос все прочие мировые проблемы. За столиками кафе и ресторанов, за высокими стойками пабов, на стоянках машин, в крупных торговых центрах и маленьких лавочках, в учреждениях и учебных заведениях, казалось бы, не имеющих никакого отношения к вопросам музыкального терминотворчества, люди горячо обсуждали тот или иной изыск, предложенный, как они полагали, уважаемыми участниками съезда. А на самом деле – маститым мистером Мазикином, и не кем иным.

На фанатов новейшей струи сильней всего действовало сходство звучания самых популярных пассажей силонофона со звуком винта гигантской длины, плавно и вкрадчиво завинчивающегося в толстый металлический лист. Все знали: этот непередаваемый эффект, новое слово в звукописи, изобретение великого Ад-Малека, истинного лица которого никто не видел и настоящего имени которого никто не знал (а спрашивать, как уже упоминалось, считалось у элитариев верхом неприличия).

Обещанную большую премию и пожизненный абонемент на все-все-все концерты музыкантов новейшей струи получил… как и следовало ожидать, сын мистера Клима Мазикина, Бриам (а проще – Брям), которого дома и в дружеском кругу нежно и ласково называли Типоня.

В один прекрасный вечер под сильным впечатлением от концерта с участием новых гениальных творений "Виртуозов Ори Мусаки" и после солидных возлияний на алтарь суперсовременной культуры в кругу близких друзей Бриам-Типоня Мазикин, аритмично покачиваясь и то и дело кренясь вбок, провозгласил на весь зал известного паба свою новую и свежую идею: "Му-му-му-зыка наи-наи… ик… новейшей волны… э-э-э… стру-ик… – эт-та же… как мой daddy говорит… самый настоящий "СИ-ЛО-НО-КУЛЛЬ кос-с-с-смический"! Ур-р-ря-а-а-а!!!.. Ик…" Оказавшиеся, как всегда, случайно, но весьма кстати за соседним столиком репортёры "Mushkhat-info" тут же подхватили идею Типони – так, как они её уловили. Назавтра же в утренней газете появилось сообщение: