Отвратный тип, я тебе скажу! Бенци тоже хорош!.. Даже не предупредил об этом…» — «Это ты не слушаешь, что я тебе говорю!» — «А что ты говоришь?» — опешил Моти.

— «Зря мы отпустили нашу девочку снова туда! Там та-акое было, тут по телевизору показывали… Короче, они закрыли ульпену, да и все религиозные школы в Меирии… других-то там всё равно не было! Надо её обратно домой привезти и отдать в нормальную гимназию… Может, увезти из Эрании — на Юг, или на Север, неважно, найти что-нибудь там…» — «Тогда уж лучше, сразу в Австралию — это уж наверняка Юг!.. И у меня будет достойная работа, и у неё никаких Доронов и антистримерства там не будет. И школа хорошая, и студия высокого уровня! Займётся анимациями, ей же очень нравится это дело — и забудет фиолетовые дела…» — «Ой, в Австралию я бы не хотела… А что с мальчиками?» — «Не знаю…» — «Ладно, сейчас поедем к Арье: она там… Я перед нею на колени встану…» — лепетала в отчаянии Рути, но Моти покачал головой: «Не поможет: ты плохо свою дочь знаешь!..» И они оба выскочили из дома.

Не успели они отъехать от дома, как с другой стороны улицы появились их сыновья в полной боевой выкладке дубонов, следом за ними к калитке подошли две смазливенькие девчонки-близнецы, это были их подружки Смадар и Далья. Моти и Рути их уже не заметили.

Накануне днём, привезя племянницу к себе, Арье отвёл её в комнату, которую в обычное время занимал первенец Цвика. Ширли заверила дядю, что ей надо только отдохнуть после пережитого и переночевать тут, после чего она отсюда уйдёт, не будет их стеснять. Арье, конечно же, резко ответил: «Не говори глупостей! Мы же родные люди! Сначала тебе надо как следует в себя придти, окрепнуть, до этого я тебя просто никуда не отпущу!» Ширли не предупредила Арье и Тили, что она не хочет, а на самом деле боится встречаться с родителями после того, что случилось в ульпене. Арье тоже не успел толком поговорить с нею, а Тили только попыталась немного успокоить её перед тем, как та уснула в комнате Цвики, которую он в последнее время делил с Нахуми.

Назавтра во время обеда Ширли услышала, как Арье кому-то по та-фону рассказывает о том, что с нею произошло. «Арье, — тут же вскинулась Ширли, — ты кому это обо мне рассказываешь?» — «Ты знаешь… э-э-э… — замялся дядя. — Я просто обязан был это сделать… Ну…» — он густо покраснел. — «Ты сейчас звонил моим родителям?» — звенящим голосом спросила Ширли. — «Э-э-э… В общем — да…» — «Я тебя просила об этом?! Просила? Да?! Ведь вы давно уже не общаетесь…» — «Я думал, ты сама хотела им позвонить, но не смогла дозвониться…» — «Я бы тебе сказала! Я не хочу идти домой! ПОНЯТНО?» — «Но почему, девочка моя? — ласково спросила Тили, — мы с Арье думали, что сейчас ты захочешь быть с папой и мамой — это же так естественно…» — «Нет!!! И не спрашивайте ничего!..» — «Но они сейчас приедут…» — «Значит, отсюда должна буду уйти я! — крикнула девочка, отодвигая тарелку и вскакивая из-за стола. — Я не могу и не хочу домой!

Понимаете? Там братья могут появиться!» — «Ширли, девочка, успокойся… — заговорила Тили. — Ничего плохого не случится… Ну… Мы скажем маме и папе, что ты поживёшь у нас, пока ситуация успокоится…» — «Да они же меня в Австралию хотят увезти! А теперь снова начнут настаивать и давить! Нет, ни за что! Я ухожу!.. Вам спасибо за всё, но… И вообще, я должна быть с моими друзьями… Мне Ренана, кажется, говорила, где они сейчас…» — бормотала девочка, бросившись в комнату, где она ночевала, и захлопывая дверь. Она принялась лихорадочно переодеваться и собирать сумку. «Ширли, успокойся, может, они ещё не скоро… Хотя бы доешь…» — взывал к ней Арье через неплотно закрытую дверь. Ширли не отвечала.

Арье в растерянности стоял у двери в комнату, которую он предоставил племяннице.

Он только что позвонил Рути — через столько-то лет отсутствия контакта с семьёй сестры! — и сказал, что их дочь у них в доме. Блохи могут в любую минуту заявиться, а девочка собирается уходить… И ведь уйдёт же! — упрямая!!! Что теперь делать!.. Что они с Тили скажут Блохам?..

После резкого разговора с дядей и тётей Ширли быстро собралась, но вдруг остановилась в нерешительности, села на кровать. Она снова явственно увидела сцены налёта дубонов на ульпену: их кошмарные, словно оловянные, лица, лицо Ренаны в момент, когда она, не помня себя, ударила дубона, напавшего на неё, пытавшегося… Ширли ощутила острое желание увидеть хоть одним глазком Ноама, и где-то на задворках сознания, как в тумане почему-то мелькнуло лицо Рувика, склонённое над гитарой… а потом всё заслонило растерянное лицо отца. Ширли тяжко вздохнула, не в силах разобраться в себе, кого она сильнее хочет видеть — отца или Ноама. По щеке скатилась слезинка. Она ещё раз вздохнула, всхлипнула…

Из-за двери слышались голоса Арье и Тили, упрашивавших её доесть. Ширли вежливо отказалась, поблагодарила их за всё — и больше не сказала ни слова…

Было около 3-х пополудни, но из окна в комнату лился странный, тусклый свет.

Впрочем, к этому они в Меирии уже привыкли. Ширли вспомнила последний разговор с отцом, когда он отвозил её в Меирию. Вдруг, как острой иглой, её пронзило: «Теперь, увидев, во что превратилась Меирия, они точно захотят отвезти меня в Австралию, захотят меня оградить от всего этого, от моих друзей, от Ноама!» В этот момент, подумав о Ноаме и связав это с настойчивыми разговорами отца об Австралии, приняла решение. Все мысли и сомнения заслонила одна мысль: она должна немедленно, до их появления у Арье, бежать и спрятаться там, где родители достать её не смогут, и, конечно же, не смогут увезти ни в какую Австралию.

Рассудок замолчал — и надолго. Ею двигало стремление увидеть Ноама и страх перед попыткой родителей увезти её в Австралию. И если для этого надо будет пойти пешком в Неве-Меирию, значит, она пойдёт туда пешком! На мгновенье мелькнула немножко фальшивая мысль, что она не может слишком злоупотреблять гостеприимством семьи Арье, они же и без того должны ухаживать за больным дедушкой.

С родителями ей вообще не хотелось объясняться, особенно после налёта в ульпене.

Мысль об отце вызвала лёгкий укол совести, но она дала себе слово, что обязательно с ними свяжется, когда, наконец-то, встретится с Доронами и будет точно знать, что они, главное — Ноам, беседер.

Ширли решительно поднялась, схватила брошенную в угол сумку, распахнула створки окна. Перегнувшись через окно, она посмотрела по сторонам и увидела, что на улице ни души, родители, скорей всего, тоже ещё не добрались до Меирии. Со смесью изумления и ужаса она разглядывала с высоты второго этажа то, во что превратилась улица и дома за какие-то сутки. Перед её глазами оказался тесный тупичок, вроде жутковатого завитка, погруженного в полумглу. Некоторое время Ширли созерцала зловещий пейзаж и вдруг заметила, что картина медленно, но ощутимо меняется. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять: изменения происходят в такт с меняющимися звуковыми отрывками. Каждый новый пассаж как бы накладывает новый жуткий штрих на пейзаж. Ей даже удалось зрительно зафиксировать момент начала звучания очередного пассажа. Как бы качнулись в разные стороны дома, уныло сдвигаясь в непривычном беспорядке вдоль резко сузившейся и словно бы вздыбившейся тропки (совсем недавно широкой улицы, с густыми деревьями вдоль тротуаров по обе стороны), начали вспыхивать краткие ослепительно-белые вспышки, пронизывая окружающий пейзаж — они ничего не освещали, только слепили глаза, вызывая раздражающее слезотечение.