Почва была серой, а облака над ней — мутно-оранжевыми: истинно венерианские цвета. Она могла бы видеть покрытые зеленой травой скалы и ясное голубое небо: ее визор позволял такое, но единственный раз попробовав сделать это, она быстро переключила все назад. От фальши увиденного разрывалось сердце.

Лучше видеть пропитанный горечью грунт и мрачное небо, какими они были в действительности.

Они шли на запад. На Полдень. Словно в бесконечном, бессмысленном сне.

— Эй, Пунтанг!

— Ты знаешь мое отношение к подобному языку, — устало бросила она.

— Твое отношение. Потрясающе! А как насчет моих чувств? Моего отношения к тому, что ты мне говорила.

— Мы можем помириться, Макартур. Совсем необязательно доводить все до крайности.

— Ты была замужем, Пунтанг?

— Сам знаешь, что нет.

— А я был. Женат и разведен.

Она уже знала это. К этому времени они знали друг о друге все.

— Когда брак распадается, одна из сторон первой свыкается с этим. Проходит через разочарование и боль, сгорает от унижения, скорбит о гибели отношений… и идет дальше. Обычно это тот, кому изменили. И вот в один прекрасный день он выходит из дома, а бедняжка стоит на пороге и мямлит: «Подожди. Неужели ничего нельзя уладить?» Она еще не доперла, что все кончено.

— И?…

— В этом твоя проблема Пунтанг. Ты так и не сообразила, что все кончено.

— Что именно? Наше партнерство?

— Нет. Твоя жизнь.

Прошел день. Может, и больше. Она спала. И проснулась, все еще шагая, с ненавидящим шепотом Макартура в ушах. Выключить рацию не представлялось возможным: такую политику проводила Компания. В шагающие механизмы встраивались миллиарды систем и подсистем, призванных защищать инвестиции Компании. Иногда Патанг будил его храп. Она всегда ненавидела это хрюканье с причмокиванием. Временами оно так доводило женщину, что она передразнивала своего компаньона. И теперь жалела об этом.

— У меня были мечты! — твердил Макартур. — У меня были амбиции!

— Понимаю. Как и у меня… когда-то.

— За каким чертом тебе нужно было лезть в мою жизнь? Почему я, а не кто другой?

— Ты мне понравился. Я посчитала тебя забавным.

— Что ж, теперь в дураках осталась ты.

Там, в Порт-Иштаре, Макартур был долговязым, тощим, чисто выбритым парнем интеллигентного вида. Он был высок, и вы невольно сторонились его коленок и локтей, в полной уверенности, что он обязательно что-то собьет или уронит, хотя этого никогда не происходило. Наоборот, он обладал странной, почти клоунской грацией. Когда Патанг застенчиво спросила, не хочет ли Макартур стать ее партнером, он подхватил ее, закружил и поцеловал прямо в губы, прежде чем снова поставить на ноги и сказать «да». Тогда у нее плыла голова от счастья. Тогда она была уверена, что сделала верный выбор.

Но Макартур оказался слаб. Костюм сломил его. Все эти месяцы он варился в собственных эмоциях, в абсолютной изоляции… Он даже внешне изменился. Глядя в его лицо, все, что вы видели — искаженные гневом черты и измученные глаза.

Покидаем горы.

Входим в тессеру.

Патанг вспомнила, каким волшебным казался вначале пейзаж тессеры.

— Сложный складчатый рельеф, — так охарактеризовал его Макартур: пересекающиеся высокие гребни и глубокие овраги в таком количестве, что с орбиты местность казалась разделенной на квадраты, словно кафельный пол. Неожиданно перед вами вырастали крутые скалы. Вы делали поворот, следуя причудливому зигзагу долины, и стены расступались и шли вниз, вниз, вниз. На Земле не найдешь ничего подобного. Впервые проходя через тессеру, она чувствовала, как по спине бежит озноб благоговения и восхищения чудом природы.

И теперь она думала: может, удастся это использовать. Эти каньоны перетекают один в другой. Съехать вниз — и пуститься бежать во всю мочь. Найти другой — и нырнуть в него. И повторять маневр, пока мучитель ее не потеряет.

— Ты серьезно вообразила, что можешь скрыться от меня, Патанг? Она невольно взвизгнула.

— Я читаю твои мысли, Патанг. И знаю тебя, как облупленную.

Это было и правдой, и неправдой. Люди просто не созданы для того, чтобы знать друг о друге всю подноготную. Во всем виновато вынужденное совместное существование, условия, в которых ты никогда не остаешься наедине с собственными мыслями. Скоро ты знаешь все истории, которые может рассказать тебе партнер, и для тебя нет потаенных уголков его души. И уже очень скоро каждая мелочь начинает действовать тебе на нервы.

— А если я признаю свою неправоту? — умоляюще пробормотала она. — Да, я была не права.

— Мы оба были не правы. Что из того?

— Я готова пойти тебе навстречу, Макартур. Смотри, я остановилась: ты можешь поймать меня и не волноваться, что я смоюсь. Неужели это не убедит тебя, что мы не враги?

Лазерное излучение.

— Да ради бога, беги что есть мочи, если пожелаешь. Я уверен: в конце всегда смогу тебя прижать.

Хорошо же, отчаянно подумала она. Если хочешь этого, поиграем в салочки! Тебе водить!

Она нырнула в тень каньона и побежала.

Каньон извивался бесконечными поворотами, и вскоре Патанг исчезла из поля зрения своего компаньона. Макартур не мог поговорить с ней, не мог ее услышать. Не мог сказать, куда она направляется. Молчание было настоящим счастьем. Она впервые, бог знает, с какого времени осталась наедине с собой. Жаль только, у нее нет времени как следует насладиться этим непривычным состоянием души. Но ей нужно поразмыслить, и поразмыслить серьезно. Чуть впереди одна стена каньона уходила вниз, образуя склон, который могло легко одолеть ее шагающее устройство. Или лучше двигаться вверх по каньону?