— Неужели чистейшая платина? — радостно встрепенулся полицей-президент Шуббарт.

— Платина? — переспросил Дроббер. — Какая платина? Нет, господа, я должен повторить. Это какая-то ошибка, какая-то чудовищная ошибка! Я обязательно должен повторить!

— Да будет так, — согласился епископ и вновь повернулся к Шлезке: — Итак, зачем же вы держали этот документ в тайне сорок лет?

— Да! В тайне! Сорок лет! — сурово подтвердил господин полицейпрезидент Шуббарт.

— Надеюсь, у вас не было для этого корыстных целей? — почтительно вмешался в импровизированный допрос монсеньор Штир.

Шлезке ошалело переводил глаза с одного должностного лица на другое и лихорадочно соображал, соврать ли ему или чистосердечно выложить все. Надумав что-то, Шлезке уж было открыл рот, но тут между ним и епископом выросла дородная фигура профессора Дроббера.

Профессор был в такой стадии взволнованности, что не мог уже говорить ни нараспев, ни просто. Он беззвучно раскрывал рот, напоминая персонаж немого фильма. Наконец Дроббер обрел способность выталкивать из себя отдельные слова:

— Шестьдесят третий… только шестьдесят третий, и ничего, больше… мой бог, чистый шестьдесят третий… Но откуда же, ваше преосвященство? Откуда? Это… это… Ваше преосвященство, скажите…

— Кажется, профессор что-то у меня спрашивает? — сухо осведомился епископ у монсёньора Штира. — Мне представляется, что это я должен спросить у профессора, что его так взволновало.

Секретарь понимающе наклонил голову, неслышными шагами подошел к профессору и протянул ему стакан с водой. Дроббер благодарно кивнул и сделал жадный глоток. Но, заметив обращенные на него недоуменные взоры епископа и господина Шуббарта, он, брызжа водой, закричал прямо, в лицо монсеньору Штиру:

— Ведь это европий! Стопроцентный европий! Понимаете ли вы, что это такое? Шестьдесят третий элемент — и ничего больше! Бог мой, это не галлюцинация? Нет?

— Европий? Ну и что же? — спросил епископ, начавший понимать, что профессор Дроббер взволнован неспроста.

— Но ведь до сих пор на всей планете этого элемента добыли не больше четверти грамма, — простонал профессор, угнетенный такой чудовищной необразованностью.

— Фю-ю-ю! — присвистнул полицей-президент Шуббарт, забыв об этикете и своем высоком чине. — Так это дороже, чем платина?

— И миллион раз, в сто миллионов раз! — закричал профессор Дроббер. — Но при чем же здесь миллионы? Бог мой, килограммы европия! Но скажите мне, ради всего святого, где вы достали эту скульптуру? Где тот чудесник, который добыл столько европия? Кто сотворил это чудо?

— Тихо, господа! — вдруг сурово и властно сказал епископ. — Да, это действительно чудо! А чудесник, сотворивший это чудо, — наш господь, славить которого и служить которому — единственная наша забота. Помолимся, господа, всевышнему, который даровал нам нового святого…

С этими словами епископ подошел к изваянию, возложил на него руку и застыл, шепча молитву.

Через несколько минут его преосвященство обернулся и сказал секретарю:

— Монсеньор, составьте письмо в Ватикан. Будем просить его святейшество даровать новооткрытому святому имя Кроллициаса Кассельского.

За все свое трехсотлетнее существование невзрачный Кассельский собор никогда не вмещал столько народу. В центре, у самой кафедры, сидели наиболее именитые церковные, чипы. Одна сутана затмевала пышностью Другую, а в трех местах алели даже кардинальские мантии. Левую часть собора занимал генералитет. Представители бундесвера тоскливо переминались в ожидании начала богослужения.

Справа, тесня друг друга животами, стояли руководители министерств и гражданских ведомств. Тем было совсем плохо.

Многочисленные репортеры и фотокорреспонденты мостились в самых немыслимых местах: они висели на колоннах, балансировали на спинках кресел, двое зацепились за люстру и, казалось, парили в воздухе.

Среди такого пышного собрания два виновника этого события — почетные граждане города Касселя господа Эрих Шлезке и Отто Брунцлау — боялись, даже поднять руку, чтобы утереть струи пота, льющиеся с их распаленных лбов.

Отто растерянно озирался вокруг, то подымаясь на цыпочки, чтобы получше рассмотреть внушительные затылки кардиналов, то принимаясь считать ордена на груди у какого-нибудь генерала.

Герр Шлезке по своему обыкновению мыслил.

Мыслил он о превратностях судьбы, по милости которой он еще неделю назад хлебал пресную и прогорклую тюремную похлебку, а теперь в числе очень немногих кассельцев был удостоен чести присутствовать на торжественном богослужении над мощами нового, 995-го католического святого Кроллициаса Кассельского.

Богослужение должен был вести епископ баварский. Все с понятным нетерпением ждали выхода его преосвященства. Одним хотелось поскорее увидеть завершение сенсации, которая последнюю иеделю бушевала на страницах всех западногерманских газет. Другим не терпелось поскорее попасть на свежий воздух. Особенно волновались корреспонденты. Не позже чем через час фотографии церемонии должны лежать в редакциях вечерних газет!