Человечество научилось всему — перелетело через океаны, закопалось в земные глубины, выпрыгнуло в космос… И только одна главная задача оказалась нерешенной. По странной прихоти своей психологии люди тянутся к свету и сторонятся тьмы. Но баланс давно уже сдвинулся. Прометей, похоже, попросил вернуть подарок, объяснив, что брал огонь напрокат. Солнце спряталось за толстым одеялом из облачной ваты. Какое оно — помнят только старики, летчики и альпинисты.

Впрочем, встречались в городе и освещенные места.

Вот колонна черных джипов с затемненными стеклами — такое может себе позволить только патриарх. Сияние разливается в обе стороны почти на квартал, а блеск фар даже слепит глаза.

А вот двое, взявшись за руки, бредут по широкой набережной, и крошечное облачко света будто укутывает их, не давая утонуть в темноте…

Прежде чем зайти в клуб, я обошел окрестности. Постарался запомнить дворы и проходы, разобрался, каким путем можно быстро исчезнуть.

На входе меня встретил Аркадий.

— Со мной, — бросил охраннику Зингер, проводя меня в обход рамки. Тот проводил строгим взглядом мой рюкзачок, но не шелохнулся.

Целый час до появления Смиряги я честно работал — выбирал удачные места для съемки, продумывал концепцию серии снимков. Для съемок танца нужна короткая выдержка, но как ею воспользоваться в абсолютной темноте?

Хотя и не было там особой темноты. Цветная бурлящая смесь из растрепанных прядей и поднятых рук залила танцевальную площадку, и только по краям зала, у стен, сохранялась чернота, давшая название всему мероприятию.

Барабаны и бас-гитары уводили пол из-под ног.

Я пробрался в туалет, быстро снял куртку с белыми отражателями, штаны с флюоресцентными лампасами, одноразовую картонную маску, превращающую мое лицо в бабочку. Убрал все это в рюкзак.

Вернувшись в зал, я превратился в невидимку, в сгусток мрака. За столиком, забронированном мною для Смиряги, уже кто-то сидел. Опрысканная флюоресцентом одежда очерчивала крупногабаритную фигуру. Стараясь держаться стен и не попасть при этом кому-нибудь под ноги, я прокрался человеку за спину, просунул руку ему через плечо и положил флэшку на стол:

— Вам велели передать.

Я тут же шагнул назад, но споткнулся о ступеньки и на секунду замешкался. Жесткие пальцы стиснули мое запястье.

Рука у безопасника была как неживая. Из такой хватки можно вырваться, только перегрызя себе лапу, что та лисичка.

— Поди-поди сюда, пацан! — радостно сказал Смиряга, одним рывком роняя меня на соседний стул. — Ишь ты, курьер-невидимка! Посиди, расскажи, кто тебе и что велел…

Танцпол дрогнул от первых аккордов новой песни. Цветные силуэты пришли в движение, дергаясь в рваном ритме танца.

— Я же говорил вам, — приходилось кричать, чтобы хоть что-то было слышно. — Пришло письмо от Тягаева, там он просил…

Смиряга резко поднялся, вздернув и меня за собой. Второй рукой он ухватился за мой воротник.

— Отличная история, сейчас расскажешь еще разочек. Сядем где-нибудь в тишине да при свете, и ты еще раз подробно все вспомнишь.

Когда я попробовал рвануться в сторону, он лишь хохотнул и сильнее завернул мне руку за спину.

— Шустрые невидимки пошли! К лифту, пацан!

Я ткнулся головой в плечо идущей навстречу девушке. Она испуганно взвизгнула, так меня и не увидев.

Створки лифта были открыты, и Смиряга втолкнул меня внутрь, вмял лицом в холодную металлическую стенку. Зашуршали тросы.

Свободной рукой я едва смог дотянуться до накладного кармана на штанах, оттопыренного автономной вспышкой. Нащупал выключатель. Тонкий, еле слышный свист зарядки утонул в шуме шахты. Поднял вспышку на уровень своей щеки и повернул ее себе за спину.

Когда лифт, дрогнув, остановился, я зажмурился, как только мог, и нажал на пуск.

За полчаса в абсолютной темноте зрение человека усиливается в десять раз. Это значит, что рецепторы, отвечающие за верхнюю, фиолетовую, часть спектра, становятся максимально чувствительными.

Даже с закрытыми глазами я на мгновение ослеп. А Смиряга заорал, ослабляя хватку. Я вывернулся и наугад, по звуку, изо всех сил ударил его зажатой в левой руке вспышкой.

Двери распахнулись, я рванулся вперед. Едва не опрокинув столпившихся в дверях тинейджеров, вылетел на обледеневший тротуар. Так и не выпуская из руки вспышки, я бросился к заранее намеченной подворотне.