Локен кивнул и остался с Торгаддоном и Аксимандом в символической тени выступа. Абаддон же прошел в освещенный центр и занял место между Варварусом, который ему приветливо кивнул, и Комменусом, не ответившим на приветствие. Абаддон положил на край оуслитового диска свой шлем.

– Предмет, положенный на край помоста, означает желание говорить и быть услышанным, – пояснил Торгаддон, повернувшись к Локену. – Эзекиль занял место впереди по праву Первого капитана, и с этого момента он будет выступать как Первый капитан, а не член Морниваля.

– Сумею ли я когда-нибудь разобраться во всех тонкостях? – спросил Локен.

– Нет, ни за что, – заверил его Торгаддон, но затем усмехнулся: – Конечно, разберешься. Обязательно.

Тем временем Локен заметил еще одну фигуру, стоявшую отдельно от остальных. Человек, если он действительно был человеком, опирался на ограждение стратегической палубы и смотрел вниз. Казалось, он полностью состоял из механизмов и был больше машиной, чем человеком. Лишь незначительные остатки кожи и мускулов сохранились на остове его механической фигуры; остальное было сплетением искусно изготовленной арматуры из золота и стали.

– Кто это? – прошептал Локен.

– Регул, – кратко ответил Аксиманд. – Механикум.

«Так вот как выглядит повелитель механизмов, – подумал Локен. – Такому существу вполне по силам командовать в сражениях неукротимыми титанами».

– Теперь тише, – сказал Торгаддон, похлопав Локена по плечу.

В противоположном конце зала отворились двери из бронированного стекла, и оттуда послышался громкий смех. Показалась огромная фигура гиганта, который оживленно смеялся и разговаривал с небольшого роста спутником, едва поспевавшим за ним почти бегом.

Каждый из присутствующих склонился в поклоне. Локен опустился на одно колено и над своей головой услышал шорох одежды тех, кто приветствовал появление командующего с галереи. Боас Комменус замешкался, поскольку его экзоскелет не позволял двигаться быстро. Регул тоже помедлил, но не из-за недостатков механического тела, а в силу своего явного нежелания.

Воитель Хорус окинул собравшихся взглядом, улыбнулся и одним прыжком поднялся на помост. Он встал в центре оуслитового диска и медленно поворачивался.

– Друзья мои, – произнес он. – Условности соблюдены. Поднимайтесь.

Все неторопливо поднялись и посмотрели на него.

По мнению Локена, Хорус, как и всегда, был воплощением величия. Массивный, но гибкий, он казался полубогом, облаченным в белые с золотом доспехи и звериные шкуры. Голова Воителя оставалась непокрытой. Гладко выбритое лицо отличалось резко выраженными чертами, кожа потемнела от частого пребывания под солнцем, широко расставленные глаза блестели, и зубы сверкали белизной.

Он обладал такой жизненной силой, какая присуща стихийным явлениям – торнадо, буре, горной лавине. Но эта энергия была прочно заключена в оболочке человеческого тела и покорно подчинялась разуму. Хорус, продолжая поворачиваться, улыбался, кое-кому кивал, кому-то махал рукой и, наконец, рассмеялся таким знакомым смехом.

Даже в тени галереи примарх разглядел Локена, и улыбка, обращенная к нему, на секунду стала шире. Локен ощутил, что дрожит от страха. Это было приятно и вызывало прилив энергии. Только примарх способен вызвать подобное чувство у космодесантника.

– Друзья, – заговорил Хорус, и его голос был одновременно сладким, как мед, крепким, как сталь, и легким, как шепот. – Мои дорогие друзья и товарищи по Шестьдесят третьей экспедиции, неужели снова пришло это время?

Вокруг помоста и с верхней галереи послышался сдержанный смех.

– Время совещаний, – усмехнулся Хорус. – Я приветствую вас и благодарю за то, что вы собрались и готовы вынести скуку еще одного заседания. Обещаю не задерживать вас дольше, чем это потребуется, но сначала…

Хорус снова спрыгнул с помоста, резко остановился и покровительственно обнял за хрупкие плечи маленького человечка, который сопровождал его при выходе из внутренних покоев. Как будто отец представлял своим братьям маленького сына. От такого объятия напряженное лицо человека исказилось, скорее от боли, чем от удовольствия.

– Прежде чем мы начнем, – продолжил Хорус, – я хочу поговорить о своем хорошем друге Питере Эгоне Момусе, здесь присутствующем. Чем я заслужил… простите, чем человечество заслужило рождение такого талантливого и одаренного архитектора, я не знаю. Он рассказывал мне о своих проектах относительно нового Верхнего Города, и они превосходны. Превосходны, превосходны.