– В чем дело? – спросил Бо, протирая глаза ладонями.

– Это – Жанна, – сказала я и подняла трубку. – Здравствуй, Жанна.

– Она мертва, – произнесла та безжизненным голосом. – Она умерла сегодня утром. Поль был там, держал ее руку.

– Что?

– Руби больше нет. Мне велели позвонить тебе. Никто больше не захотел. Извини, что разбудила тебя. Можешь спать дальше, – добавила она.

– Жанна, когда, как?

– Что ты имеешь в виду, «когда, как»? Это не было такой уж неожиданностью, не так ли? Но у тебя способность отстраняться от неприятного, игнорировать его, разве нет, Жизель? Ну что ж, Джеку Потрошителю наплевать, что его игнорируют богатые великосветские креолы из Нового Орлеана.

– Как Поль? – быстро спросила я, пропуская ее горький сарказм мимо ушей.

– Он не отходит от нее, сопровождает, как тень, даже в похоронное бюро, не желает слушать родителей. Он вымолвил лишь одно разумное предложение, обращаясь ко мне, потому что знал, что я собираюсь звонить тебе.

– Какое же?

– Он велел мне сказать тебе, чтобы ты не привозила ребенка на похороны. Он не хочет, чтобы она видела это. Конечно, в том случае, если ты вообще приедешь на похороны.

– Конечно, я буду на похоронах, – заверила я. Она же была моей сестрой.

– Да, она была твоей сестрой, – сухо произнесла Жанна. – Извини. Больше я говорить не могу. Ты можешь позвонить позже и спросить Джеймса о подробностях относительно похорон.

Повесив трубку, я присела на кровать, у меня было ощущение, будто вся кровь ушла в ноги. Я едва сдерживала рыдания.

Бо все понял, но тем не менее спросил:

– Что произошло?

– Она умерла сегодня утром.

Он покачал головой и глубоко вздохнул. Я почувствовала его руку у себя на плече. Мы молча посидели с минуту, переваривая реальность того, что случилось.

– По крайней мере, это закончилось, – сказал он. – Наконец.

Я повернулась к нему.

– О Бо, это так странно.

– Что?

– То, что все думают, что это я умерла. Мне невыносимы были печаль и гнев в голосе Жанны.

– Да, но это скрепляет все навеки. Ты и я, как я и говорил тебе, как обещал. Мы победили Судьбу.

Я покачала головой. Эти слова должны были бы сделать меня счастливой, но единственное, чего они достигли, это наполнили мое сердце холодным ужасом. Я по опыту знала, какой неожиданной и коварной может быть судьба.

– У меня нет уверенности, Бо, и, вероятно, никогда не будет.

Несмотря на все ужасные вещи, которые Жизель совершала по отношению ко мне в прошлом, несмотря на ее ревность и высокомерие, потому что меня вырастили в бухте кейджункой, я не могла не вспоминать иные моменты, когда я смотрела на нее и видела ее желание быть любимой, быть настоящей сестрой. Бо сказал бы, что у меня сердце мягкое, как болотный мох, но я проливала горькие слезы по Жизель, зная, что она очень хотела быть любимой.

Позже днем я позвонила и поговорила с Джеймсом. Он был очень вежлив, но тоже холоден. Невозможно себе представить ничего более странного, чем посещение своей собственной поминальной службы и захоронения. Когда мы прибыли в Кипарисовую рощу в день похорон, мы обнаружили, что смерть и мрак опустились на великолепный дом и поместье, свинцовое небо тяжело нависло, сплошь затянутое грозовыми облаками. Казалось, краски померкли и везде царил один тусклый серый цвет. Прислуга горбилась от горя, люди шептались, медленно двигались, касались друг друга, обнимались, как будто водили нескончаемый скорбный хоровод. Мне показалось, что слуги были печальнее всех, с красными глазами и опущенными плечами.

Тяжело, или, скорее, невозможно, было мне принимать соболезнования. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что обманывала людей в горе, поворачивалась и как можно быстрее уходила, но люди опять принимали мои чувства за равнодушие и эгоистичность Жизель.

Родители Поля, его сестры, Тоби и Жанна, и муж Жанны обосновались в гостиной, где они встречали людей. Холодный взгляд Глэдис Тейт застыл на мне в тот момент, когда я вошла, а потом, когда я здоровалась с ней, мне показалось, что на ее губах мелькнула усмешка. Она заставила меня почувствовать себя так неловко, что я поскорее ушла из комнаты.

Поль большую часть времени находился в уединении. Мы поняли, что он страшно пьет. Он соглашался видеть только свою семью и прежде всего – мать. Он даже захлопнул дверь перед Бо и мной. Тоби, которая пошла сообщить ему, что я приехала, вернулась и сказала, ему слишком больно смотреть на меня, поскольку я так похожа на Руби. Мы с Бо переглянулись в удивлении.

– Теперь уж он действительно переигрывает, – шепнул мне Бо.

Я была очень взволнована, но все равно пошла в его комнату. Постучав в дверь, я подождала и, когда он не откликнулся, подергала ручку, но дверь была заперта.