Однажды я подумал, что зацепил его. Как-то утром, пока он еще не проснулся, я надел на него манжеты, а вечером потащил в танцзал одного из самых больших городских отелей — на людей посмотреть и себя показать. Там собрались представители высшего общества со всей страны, щеголяющие своими нарядами. Когда мы на них глазели, Солли вдруг издал жутковатый хриплый смешок — точно кто-то сдвинул с места ржавую кровать со сломанным колесиком. Но это было в первый раз за две недели, и я воспрянул духом.

— Ты прав, — сказал я, — смешной тут у них набор открыток, верно?

— Да я не об этом стаде баранов думал, — говорит он. — Просто вспомнил, как мы с Джорджем опились самогоном у Джонсона Подковы. Вот бы сейчас назад в Атаскоза-сити, — говорит он.

У меня по спине пробежал холодок. «Следующим ходом я получу мат, — сказал я себе. — Остался последний шанс».

Я взял с Солли обещание подождать меня полчаса и поехал в кебе к Лолабель Делатур на Сорок Третью улицу. Я хорошо ее знал. Она была хористкой в Театре музыкальной комедии на Бродвее.

— Джейн, — говорю я ей, войдя в квартиру. — Со мной здесь один друг — из Техаса. Он славный парень, но на душе у него тяжело. Я бы хотел встряхнуть его малость сегодня после представления — ну знаешь, шампанское и поездка в казино с анчоусами и маринованными орешками. Попробуем?

— Эта пташка поет? — спрашивает Лолабель.

— Конечно, — говорю я, — разве я увез бы его так далеко от дома, если бы у него было не в порядке с материальным обеспечением. Скажу тебе по секрету: он набит банкнотами, как зрелый стручок бобами. — Приводи его ко мне после второго действия, — говорит Лолабель, — и я изучу его верительные грамоты и ценные бумаги.

И вот часов в десять вечера того же дня я привел Солли к гардеробной мисс Делатур, и ее прислуга впустила нас внутрь. Через десять минут впархивает Лолабель, прямехонько со сцены, и вид у нее потрясающий: она еще в том самом костюме, в котором выходит из рядов батальона гренадерш, и говорит королю: «Добро пожаловать на нашу пирушку». И можете быть уверены, что роль ей досталась не только за хорошую дикцию.

Стоило Солли увидеть ее, как он поднялся и вышел прямым курсом в коридор, а потом на улицу. Я последовал за ним — ведь жалованье мне платила не Лолабель. Хотя платил ли его кто-нибудь вообще?

— Люк, — говорит Солли, выйдя наружу, — мы совершили ужасную ошибку. Должно быть, мы попали в будуар этой леди. Я достаточно хорошо воспитан, для того чтобы сделать все возможное в смысле извинений. Как ты считаешь, она согласится нас простить?

— Думаю, да, — говорю я. — Конечно, это была ошибка. Пойдем лучше поищем бобов.

Так оно и шло. Но вскоре после этого Солли вдруг перестал являться к ужину. Через несколько дней я прижал его к стенке. Он признался, что нашел на Третьей авеню ресторанчик, где готовят бобы по-техасски. Я заставил его отвести меня туда. Едва ступив за порог, я все понял.

За кассой сидела молодая женщина, и Солли познакомил меня с ней. А потом мы выбрали себе столик и принялись за бобы.

Да, сэр, за кассой там была одна из тех женщин, которым стоит только пальцем шевельнуть, чтобы заполучить любого мужчину в мире. Тут надо кое-что уметь. И она это умела. Я видел, как она действует. Вид у нее был цветущий, а платье простое. Волосы она зачесывала со лба назад — никаких тебе завитков и кудряшек. А теперь я расскажу вам, как они это делают; тут нет ничего хитрого. Если такая женщина хочет подцепить мужчину, она следит за тем, чтобы всякий раз, взглянув на нее, он видел, что она глядит на него. Вот и все.

На следующий вечер, в семь часов, Солли должен был ехать со мной на Кони-Айленд. Пробило восемь, а его еще не было. Я вышел и взял кеб. Меня грызли недобрые предчувствия.

— Едем в ресторан «Как у вас дома» на Третьей авеню, — говорю я. — А если там не найдется того, что мне нужно, поищем в седельных лавках. — И я протянул ему список.

— Босс, — говорит кебмен, — я однажды съел бифштекс в этом ресторане. Если вы по-настоящему проголодались, советую начать с седельных лавок.

— Я сыщик, — говорю я, — и вообще не ем. Давай поживее!

Когда я добрался до ресторана, линии на моей руке подсказали мне, что я должен опасаться высокого, рыжего, тупого человека и что мне предстоит потерять значительную сумму денег.

Солли там не было. Так же как и гладковолосой леди.

Я подождал, и спустя час они приехали в кебе и вылезли наружу, держась за руки. Я попросил Солли отойти со мной за угол на пару слов. На его физиономии сияла улыбка до ушей, но не я вызвал эту улыбку. — Она самая лучшая девушка на свете, — говорит он.