После этой первой книги Хёрда я заинтересовался и остальными его книгами и, когда прочел все — их было несколько, — решил, что мне надо познакомиться с этим человеком, и я написал ему через его издателя. Он ответил, что не против, но что это может быть непросто, поскольку он сейчас в глуши, занимается медитацией в каньоне Трабукко, примерно в тридцати пяти милях от Лос-Анджелеса. Я в то время переводился из Денверского университета в Вашингтонский университет, и поскольку Сент-Луис дальше от Лос-Анджелеса, чем Денвер, я поехал автостопом из Денвера в Трабукко. У меня не было машины, и я еще оставался должен университету за обучение, к тому же тогда автостоп был более простым делом, чем теперь. Когда мы прощались с Хёр-дом, он спросил меня, не хочу ли я познакомиться с Олдосом Хаксли. «Он интересуется теми же вопросами, что и мы», — сказал он и дал мне адрес Хаксли в Лос-Анджелесе. Хаксли со своей первой женой Марией жил тогда в уединенном доме в пустыне Мохаве, но их горничная соединила меня с ними, и они объяснили мне, как добраться до них на автобусе, что я и сделал в один прекрасный день. В течение последующих пятнадцати лет эти два человека действительно были моими гуру, и антология Хаксли «Вечная философия» стала моей настоящей библией. Я организовал лекции Хаксли в Вашингтонском университете и один семестр преподавания для Хёрда.

Достаточно было одних «Дверей восприятия», чтобы потрясти меня, но это еще было не все. Мистические тексты убедили меня в существовании другого плана реальности, но я хотел убедиться в этом на собственном опыте и в надежде на это всерьез занялся медитацией. Однако, к сожалению, я оказался не достаточно хорош для этого искусства, выражаясь в индуистских терминах, я был джнана, а не раджа-йог. Но я не жалею, что посвятил двенадцать или около того лет медитации, и она до сих пор остается моим духовным путем. Она помогла мне сфокусировать мою жизнь и направить мое внимание, но мне не удалось расширить мое сознание путем медитации. Даже когда, как мне казалось, я приближался к этой цели, как это было во время занятий дзеном в Японии, все, чего я добивался, было только радикальной перетасовкой компонентов опыта, но не визионерским опытом как таковым. Мне требовалась помощь для понимания того, что мистический опыт все-таки достижим, и мескалин Хаксли дал такую возможность. Так что, когда он приехал в MIT в 1960 году, я заговорил с ним об этом, и он представил меня Лири, который включил Хаксли в список консультантов проекта.

Вот такой длинный ответ на вопрос, что подвигло меня изменить мое натурфилософское мировоззрение.

Р. Ф.: И это привело тебя к Лири. Ты помнишь, как вы в первый раз встретились?

X. С.: Это была встреча за ланчем в факультетском клубе Гарварда, и он сразу произвел на меня впечатление харизматической личности. Он оправдывал свою репутацию блестящего исследователя, посвящая все свое время всему тому, что имело хоть какое-то отношение к теории личности, которой он занимался. Он был до мозга костей вежливым, остроумным и прекрасным рассказчиком. Все эти качества увенчивал стиль. Портной, который обшивал гарвардскую профессуру, заменил его обычный калифорнийский гардероб шикарными, дорогими твидовыми костюмами, локти пиджаков которых были украшены стильными замшевыми заплатами. Весьма характерно для Тима, что он добавил изящный штрих в академический стиль своего дизайнера, завершив его превосходными белыми теннисными туфлями, которые всегда сверкали так, словно были куплены не далее как сегодня утром. Как позже я узнал, он был также прекрасным артистом и умел читать «Поминки по Финнегану» с таким неподражаемым ирландским шармом, что при желании вполне мог бы сделать неплохую карьеру на профессиональной сцене.

Поводом для нашей встречи было внесение моего имени в списки участников его психоделического проекта, который на той ранней стадии подразумевал отчеты из первых рук участников о том, что они испытали, приняв мескалин или псилоцибин, и когда наш ланч приблизился к этому вплотную, мы достали наши рабочие блокноты, чтобы записать в нихдень и время моего первого эксперимента. Первые несколько дат, которые мы обсуждали, не лодходили по разным причинам то мне, то ему, и, в конце концов, миновав Рождество, Тим, хитро ухмыльнувшись, взглянул на меня и спросил: «Как насчет Нового года?» Я согласился, и для меня стало судьбоносным это начало шестидесятых годов.

Р. Ф.: В каком качестве ты увидел его, духовной личности или блестящего интеллектуала, хотя, конечно, одно не исключает другого?

X. С.: Добавь к этому его шарм и оставь последнее. Кроме того, он был очень уверен в себе, что делало его своим собственным начальником. Когда он считал что-то важным для себя, он действовал невзирая на то, что об этом могли думать другие. Но я не помню, чтобы я когда-нибудь видел в нем образец духовной личности, и я не думаю, что он сам видел себя в этой роли.

Я могу сказать, что первые три года, проведенные мною в Гарварде в качестве участника Псилоцибиново-го проекта, были самым потрясающим временем в моей жизни. Конечно, у Тима были и другие спутники на его орбите, учитывая, что его кипящая энергия была неиссякаемой, — но те двадцать участников проекта, с которыми я работал эти три года, были для меня самым интересным и важным коллективом в моей жизни. Важность эксперимента, в котором мы все участвовали, изолированность нашей группы от остального мира родили сплоченность, с которой я никогда раньше не встречался ни в академическом мире моих коллег, ни среди прихожан моей церкви. Некоторые из имен членов той группы до сих пор помнят в психоделических кругах: Дик Алперт, ставший потом Рам Дассом; Уолтер Панке, доктор медицины, организовавший эксперимент «Страстная Пятница», ставший основой его второй докторской диссертации, на этот раз по психологии религии; Уолтер Хьюстон Кларк, профессор психологии религии в Богословской семинарии Эндовера Ньютона; Ралф Метцнер, ставший потом деканом в Калифорнийском институте интегральных исследований; Пол Ли ассистент Пауля Тиллиха, которого я пригласил преподавать в МГТ, и который позже продолжил преподавательскую деятельность в Калифорнийском университете Санта-Круза; Рольф фон Экартсберг, ставший профессором психологии в Университете Дюкесн; и Лиза Биберман, организовавшая снискавший широкую известность журнал Psychedelic Review. Это только те, кого я помню лучше других. Мы встречались раз в две недели, иногда на сессиях, длившихся всю ночь, принимая то или иное вещество, иногда просто обсуждая религиозное значение психоделиков. Во время одного из таких ночных бдений от упавшей свечи загорелась кружевная оконная занавеска. Вскоре после этого (было около двух часов ночи) позвонила моя жена Эле-анор (позже она стала отзываться на имя Кендра) и спросила, все ли у нас в порядке. Она проснулась от очень реалистического сна, в котором видела, что дом Тима (в котором мы все находились) был охвачен пожаром.

Вскоре ко всему этому примешалась и поднятая в СМИ шумиха. О проекте стали писать газеты, и это привлекло богатых и знаменитых людей, наряду с прочими искателями сенсаций и претендентами на роль морских свинок. Почти все уикенды Тим стал проводить в Нью-Йорке, откуда возвращался с захватывающими рассказами о сеансах с людьми, которых мы знали только по именам. Одним из таких был, например, Джек Керуак. О нем было известно, что по пьянке он ввязывается в драки, но под ЛСД оказался очень смирен. На прощание Тим, в частности, сказал ему: «Мы отлично провели время, а ты за весь уикенд и мухи не обидел». Во всем этом было много юмора. Майкл Холлинг-шед прибыл из Лондона в рамках ЛСД-проекта Джона Бересфорда с большой майонезной банкой, наполненной ЛСД, — не забывай, что речь идет о веществе настолько сильном, что достаточно просто лизнуть почтовую марку с его крупинкой, чтобы выйти на орбиту. По сути он был мошенником, но при этом у него были великие планы разбогатеть в Америке, продав Голливуду идею фильма, которую он придумал. История там была про мужчину, который хочет соблазнить молодую женщину, но та не обращает на него никакого внимания. Но у него волевой характер, и он решает, что если научится левитировать, то сможет привлечь ее внимание. Концепция Трансцендентальной Медитации утверждает, что можно развить этот талант, и он тренируется день и ночь и развивает его. Как-то вечером он замечает, что его тело приобрело непривычную легкость, а еще через полчаса он уже приподнимается в позе «лотос» над своим ковриком для медитаций. Потрясенный, он звонит красавице и устремляется к ней. Ему трудно идти, так как ноги с трудом цепляются за тротуар. Когда он добирается до нее, она, конечно, впечатлена, вплоть до того, что согласна следовать к нему домой. По дороге он держит ее за руку, чтобы не оторваться от земли. Когда они добираются таким образом до его дома, она уже настолько впечатлена всем этим, что готова уступить его ухаживаниям. Она идет в ванную комнату принять душ, но когда возвращается, его процесс левитации достигает апогея, и он оказывается приклеенным к потолку и никак не может опуститься. В финальной сцене она лежит перед ним с томным видом в постели и говорит: «Как только ты будешь готов, бэби, как только ты будешь готов». Увы, этот фильм так и не материализовался.

Юмор сопровождал гарвардскую одиссею Тима и Дика Алперта до самого конца. На двадцатилетнюю годовщину их увольнения Тим и Рам Дасс вспомнили эпа-тажный стиль молодости и организовали празднование этого события не где-нибудь, — а именно в Гарварде. Холл был битком набит, играла музыка. Аудитория больше всего напоминала концерт Grateful Dead. Два бывших преподавателя были представлены публике Дэвидом Макклелландом, главой факультета социальных отношений, который и уволил их двадцать лет назад. Он раздаривал улыбки и лучился радушием и доброжелательством, что составляло разительный контраст с его же поведением двадцатилетней давности. Но контраст между увольнением и его празднованием был не большим, чем контраст между путями-дорогами Тима и Рам Дасса, которыми они прошли за эти двадцать лет. Рам Дасс нашел в Индии своего гуру, в то время как Тим погрузился в высокотехнологичное киберпространство. В тот год «Оскара» получили фильмы «ЕТ» [90] и «Ганди», и Тим, в своей естроумной манере, сказал, что герои этих фильмов находятся прямо перед аудиторией. Он сам, причастный киберпространству, представляет собой рекламу для «ЕТ», «в то время как в этом углу, — сказал он, протянув руку в сторону Рам Дасса, который с обритой головой, в усах, сидел, сложив ноги в позе медитации, — мы видим перед собой Ганди».