— Что за вздор! — вскричала Трифена со гневом, — не грезишь ли ты, господин студент?

— Стоит только поверить слова мои, — сказал я хладнокровно, — так правда и откроется.

— Ин пойдем поищем их в доме, — говорила хозяйка со вздохом.

Старуха понесла впереди свечу; я и Трифена за ней последовали. И действительно, постели Истукария и Епа-фраса были не тронуты, а я с простосердечием заметил, что, проходя девичью, не видал ни Христодулы, ни Ки-риены.

— Ах, седой бездельник! — вскричала с бешенством Трифена, — возможно ли было думать? Он же и сына научает таким мерзостям! Только это мне непонятно, на что ему понадобился Епафрас? Дела сего рода свидетелей не требуют.

— Может быть, — заметил я с важностию, — это сделалось и нечаянно: отец, сделав назначение своему оборотню в беседке, не знал, что и сын для своего назначил то же самое место, — и они столкнулись.

— Это всего вернее, — говорила Трифена, задыхаясь от гнева. — Варвара! возьми фонарь и веди меня к той беседке; а ты, Неон, пожалуй, будь на сей раз моим сопутником.

Мы отправились. Подошед сколько можно тише к месту наших поисков, я отворил дверь, в которую опрометью влетела Трифена, а за нею и старая Варвара с фонарем. Я легонько притворил дверь и запер.

— А, — раздался громоподобный голос раздраженной супруги и матери, и как град посыпались пощечины. Надобно думать, что первое стремление бури обращено было на бедных девок, ибо они подняли плач и вопль.

— Ба! Неонилла, ты, голубушка, зачем здесь?

— Да, — сказал муж, пришед в себя, — эту голубушку застал я здесь под крылом ястреба; жаль только, что успел ускользнуть, проклятый! Но он мне попадется, и клянусь вырвать у него усы и обрубить нос и уши.

— Да какой это у тебя ястреб с усами и ушами? — спросила жена.

— Кому быть иному, кроме злодея Неона, — отвечал муж, скрежеща зубами.

Тут начались объяснения, и муж так был лукав, что всю вину свернул на меня и Неониллу, а себя и сына выставил только сыщиками виноватых.

— А эти две мерзавки зачем здесь? — спросила стремительно жена.

— Они случайно попались нам в саду, — отвечал муж весьма спокойно, — и я приказал им быть свидетельницами уличенного преступления.

Таким образом, преступный отец для собственного оправдания должен был выгораживать распутного сына.

После сильных угроз, произнесенных горько плачущей Неонилле со стороны отца и матери, они вздумали выйти; но не тут-то было. Скоро они уверились, что были заперты.

— Ах! проклятый мошенник, — вскричал Истукарий, — он в другой раз нас запер! Постой, постой! дорого заплатишь ты за все эти пакости! Что будем делать?

— Ничего больше, — сказала жена, — как выломить окно. — И спустя минуту от сильного удара — вероятно стулом — посыпались стекла и затрещала окончина.

Я ударился бежать, благополучно достиг дома Королева и улегся отдыхать в сарае на рогоже.

— Ах, Мелитина! — сказал я, вздохнувши, — сколько я виноват перед тобою! Но и то сказать, я ничем не обязывался. Ты, может быть, и не знаешь, сколько я люблю тебя! Если когда-нибудь удостоишь меня соответствия, клянусь, тогда ни одна красавица не обратит на себя моих взоров.

Бесподобная девица! скажи только: «Неон! я люблю тебя!» — и счастливый Неон твой навсегда, твой нераздельно.

Мечтая таким образом, я уснул крепко. Хотя попеременно представлялись мне кроткая Мелитина и пламенная Неонилла, но труды и беспокойства ночные так меня утомили, что я проснулся уже гораздо после солнечного восхода.

Поутру Король весьма удивился, услыша от батрака, что я сплю в сарае.

Когда я пришел к нему, то он спросил:

— Что это значит? Конечно, ты с кем-нибудь поразладил и, видно, дрался, — недаром при сабле.

— Ты отгадал, — отвечал я, — именно поразладил я с одними за то, что с другими слишком уже много поладил.

Тут откровенно рассказал я о связи моей с Неониллою и о последствиях сего знакомства. Король, выслушав повесть мою терпеливо, сказал весьма важно:

— Согласись, Неон, что ты поступил очень дурно, неблагодарно! После поступка твоего в доме Истукария я вправе заключить, что ты в состоянии бы так же поступить и в доме Мемнона, если б Мелитина была менее невинна и добронравна. О! сохрани тебя милосердый бог о том и подумать!

— Почтенный друг мой! — сказал я, — какая разница! Одна вселяет любовь почтительную, невинную, святую, а другая обещает чувственные наслаждения!

— Ты уже не ребенок, — сказал Король, — и очень понимаешь, что сколько бы ни прелестен был плод и сколько бы ты голоден ни был, но если он в чужом саду, то его трогать ненадобно. Прошу тебя, Неон, в подобных обстоятельствах быть осторожнее. Конечно, ты молод и здоров, обольщения сего рода довольно сильны; но еще повторяю, что ты уже не ребенок и рассуждать учился. Посуди только о последствиях, и кипение крови твоей уймется. Неужели ты до сих пор не помыслил, что мудрая природа, вложив в оба пола стремление одного к другому, имела в виду одно ничтожное наслаждение? Совсем нет! Цель ее есть размножение существ живущих. Подумай же, чего должен ожидать ты, если Неонилла сделается матерью?