— Живы?

— Живы!

— Были?

— Были!

Потом появился Туркевич. Мысловского и Балыбердина буквально втаскивают внутрь. Все возбуждены.

То, что сделали сначала Балыбердин с Мысловским, а затем Бершов и Туркевич, в обиходе называют спортивным подвигом. Я не сторонник очень громких фраз и наименований. Но то, что произошло, ей-богу, можно так назвать.

Первая двойка в нечеловеческих условиях, проложив: путь от четвертого лагеря в пятый, установив лагерь, проложила первую тропу к вершине. Двадцать три часа в лютом холоде, один — без кислорода, другой — с кислородом, беспрерывно работали на высоте, начиная от 8500 — до вершины и обратно. Удивительно, что они выдержали это.

"Не знаю, сколько я мог бы проработать, — запишет Балыбердин в своем дневнике. — Когда у меня кончился кислород (речь идет о кислороде, который принесли Бершов с Туркевичем, и который кончился задолго до пятого лагеря), я отдыхал через каждые несколько метров. Казалось, что в палатку я вполз на самом последнем пределе. Но где этот последний предел? И что после него? Никогда за свою альпинистскую жизнь я не был так близок к концу. И до сих пор не могу толком понять, в чем причина, где ошибка?"

Восхождение Бершова и Туркевича можно назвать, раз уж мы употребили эффектные слова, феерическим. Мало того, что помогли первой связке, они еще буквально взлетели на вершину. Всего на дорогу — вверх и вниз — у них ушло одиннадцать с половиной часов. А ведь они в течение добрых семи часов помогали спускаться Мысловскому и Балыбердину…

В палатке стало очень тесно. Мысловский и Балыбердин утомлены страшно. Глаза косят, язык еще ворочается, но они замерзли так, что не могут сами раздеться. Всей четверкой снимали им ботинки, растирали ноги. У Эдика кончики пальцев почернели, в некоторых местах кожа лопнула. Их напоили чаем и уложили отдыхать.

Шестерым в палатке тесно. Помощь Иванова и Ефимова не нужна, и они через час после возвращения четверых восходителей тоже отправляются на штурм.

Ефимов выходит первым, за ним — Иванов. Валя на морозе долго не может завязать кошки, нервничает. Возвращается в палатку, в тепле быстро крепит их и уходит.

Не спеша, по-деловому движутся они к вершине. Идут по маршруту, пройденному сначала Балыбердиным с Мысловским, потом Бершовым с Туркевичем. Но двигаются довольно медленно — без конца то у одного, то у другого слетают кошки.

Надевать их на морозе очень неприятно: надо снять перчатки, но тогда мерзнут руки. А в рукавицах их не удается наладить толком, хотя у Вали и Сережи было время проверить такую малость как кошки, до восхождения. Случалось, что они больше сидели, чем шли.

Когда вышли на гребень, стали попадаться следы прошлых экспедиций: японская веревка, чужой баллон… Потом свой баллон… Потом, не доходя полусотни метров по высоте до вершины, Иванов, шедший вторым, нашел рюкзак Балыбердина…

А в это время сам Балыбердин все еще находился в пятом лагере вместе с Мысловским, которому каждый прожитый час нес не облегчение, а страдания, и двумя "братьями милосердия" — Бершовым и Туркевичем.

Предполагалось, что все четверо после консультации с врачом двинутся вниз из пятого лагеря и в четвертом останавливаться не будут, а сразу опустятся на 7800. В этот день в этот же лагерь собирались подняться Ильинский и Чепчев, а Валиев с Хрищатым должны были выйти из третьего лагеря, забросить кислород в четвертый и вновь вернуться в третий, где группа Ильинского наконец должна была объединиться.

Но не судьба, видимо, этому случиться. В результате аварийного спуска Балыбердина, Мысловского, Бершова и Туркевича третий лагерь не сможет принять Валиева и Хрищатого, и соединение в этот день не состоится. Валиев с Хрищатым, захватив кислород, уйдут в четвертый лагерь на 8250 и останутся ночевать там, а дистанция в один день и в один лагерь между ними, Ильинским и Чепчевым сохранится.

Выполнив все указания врача и сделав необходимые уколы Эдику (Балыбердин от инъекций отказался, он только глотал таблетки), все четверо начали готовиться к спуску.

В это время Валентин Иванов и Сергей Ефимов приближались к вершине. Рюкзак Балыбердина едва удалось оторвать от земли. Там было немало интересного: кинокамера «Красногорск», "трофейная" японская рация, которую хозяйственный Володя взял, чтобы попусту не валялась, и редуктор, чтобы сравнить с нашим (наш лучше), а остальное — камни. Полрюкзака камней с вершины!

Захватив кинокамеру, Иванов с Ефимовым продолжили путь. Скоро они вышли на узкий скальный гребень, который вывел их на снежный. По снежному гребню, лежащему на уровне южной вершины, они шли спокойно, и вдруг Ефимов, двигавшийся первым, почувствовал, что веревка натянулась: Иванов резко замедлил ход.

Ефимов показал тому на баллон — кислород, мол, подкрути. Да, кислород иссяк, и моментально скорость движения замедлилась. Иванов заменил баллон, и скоро без приключений они вышли на вершину.