— Значит, это было извержение, — говорит Анна, думая о чем-то своем. — Понимаешь, Андрей… — Она как-то странно смотрит на меня. — Эпидемия началась через день после взрыва…

Я молча смотрю в ее глаза, и смысл сказанного постепенно доходит до меня.

— Первое время мы ничего особенного не замечали, — продолжает Анна. — Просто у некоторых появилось легкое недомогание. На третий день многие стали жаловаться на озноб и головные боли. Врачи объявили карантин, но было уже поздно: сейчас трудно даже ориентировочно подсчитать число зараженных. Медики обнаружили вибрион-возбудитель лишь два дня назад…

Анна встала и медленно подошла к иллюминатору. — На седьмой день тело покрывается язвами, появляются боли в горле, хрипота. На девятый день нарушается работа вестибулярного аппарата, становится трудно дышать, двигаться, а к вечеру… — Анна резко повернулась ко мне. — Андрей… — тихо сказала она, — у меня уже третий день…

Мы сидим вчетвером в антисептической камере и напряженно вглядываемся в экран стереовизора. На Анну мне даже страшно взглянуть. Но я стараюсь держаться бодро. Слева от меня Эва и Джимми. Эва — та самая женщина, что пыталась заставить меня надеть маску. Она руководит одним из биоотрядов, прибывших с материка.

… Диктор даже не пытается скрыть тревоги, ибо все уже давно поняли крайнюю серьезность положения. Речь идет далеко не о простой эпидемии, одной из тех, что уносили миллионы человеческих жизней в прошлые века. Возбудители дизентерии, тифа, холеры и подобных заболеваний не были созданы специально для уничтожения людей. Поэтому прошлые эпидемии выглядят безобидно рядом с этой, вызванной вирусом явно искусственного происхождения. Сейчас до минимума сведены личные контакты людей, ибо речь может идти о судьбе всего человечества.

— Надо уметь прямо смотреть в глаза опасности и трезво оценивать обстановку, — говорит Эва. — Положение действительно критическое, но о гибели человечества не может быть и речи. Биоотряды ведут напряженную борьбу за жизнь каждого человека…

— Прекрати, Эва, — Джимми говорит, не отнимая руки от глаз. — Мы же не дети… Пусть лучше Андрей расскажет об извержении… Мне кажется, что между ним и эпидемией есть прямая связь…

— Неужели вы думаете, что эти вирусы извержены из земных недр? — спрашивает Эва.

Я смотрю на нее и вдруг ловлю себя на мысли, что она без маски. Словно Джимми, Анна и я не больны вовсе… Неужели она тоже?

— Знаешь что, — Джимми, не отрывая руки от глаз, поворачивает голову ко мне. Я отчетливо вижу, что он внимательно смотрит на меня в щель между пальцами. — По-моему, это бактериологическое оружие… Здесь неподалеку целое кладбище затонувших кораблей. Среди них есть и из двадцатого века… Сдвиг пластов во время извержения мог окончательно разрушить какую-нибудь посудину… Короче, я собираюсь проверить эту идею. Оставшегося в моем распоряжении времени для этого хватит.

Джимми уже более десяти лет занимается подводной археологией. Он интересуется в основном античными кораблями, но во время своих подводных странствий наносит на карту все когда-либо затонувшие суда. Так что ему виднее…

— Не будем откладывать эту экскурсию, — говорит Джимми. — Завтра у меня предпоследний день…

… «Скат» медленно проплывает над небольшим судном, покоящимся на дне подводной расщелины.

— Если и в этот раз не найдем, вернемся, — в который раз уже уверяет меня Джимми.

Я киваю и направляю аппарат в глубину…

Ослепленные светом прожекторов, полупрозрачные глубоководные рыбы то застывают на месте, то гибкими молниями устремляются прочь.

— Не смотри в мою сторону, — просит Джимми. — Чтобы надеть маску, придется разбинтовать лицо…

— Собираешься выйти?

— Да… По-моему, это здесь…

— Но чем эта скорлупа отличается от остальных?

— Сам не знаю… Интуиция…

Я молча пожимаю плечами и, повиснув над расщелиной, включаю донное освещение.

— Транслируй на всякий случай на сушу, — говорит на прощание Джимми. — Мало ли что может случиться… Эва уверена, что если на корабле есть яд, то рядом должно быть и противоядие…

Я молча включаю ретранслятор и обнимаю Джимми, стараясь не смотреть на его обезображенное лицо…

На крохотном экране ретранслятора я вижу пока то же, что и за прозрачной полусферой «ската».

Вскоре Джимми включает свой фонарь. Ошалевшие от света рыбы то и дело закрывают поле зрения перед объективом передатчика, укрепленного над маской Джимми.