Мораль этой истории не просто в том, что в жизни нет счастья, но и в том, что образец является образцом некоторых из свойств, но не других. Образчик ткани — образец структуры, цвета, и т. д., но не размера или формы. Пирожное — образец цвета, структуры, размера и формы, но все еще не всех свойств. Госпожа Тришес жаловалась бы даже более горько, если бы то пирожное, которое ей привезли, было подобно образцу в том, что было испечено в тот же самый день двумя неделями ранее.

Итак, образцом каких вообще свойств является образец? Не всех свойств, потому что тогда образец был бы образцом только непосредственно самого себя. И не 'формальных' или 'внутренних' или, в самом деле, любого множества определяемых свойств. Род демонстрируемого свойства отличается от случая к случаю: пирожное является образцом размера и формы, а образчик ткани — нет; образец руды может быть образцом того, что было добыты в данное время в данном месте. Кроме того, демонстрируемые свойства значительно изменяются с контекстом и обстоятельством. Образчик ткани обычно дает образец ее структуры и т. д., но не ее формы или размера. Однако если я показываю его вам как ответ на вопрос "Что является образцом обойщика?", то он тогда функционирует не как образец материала, но как образец используемого обойщиком образчика ткани, и тогда его размер и форма также среди тех свойств, образцом которых он является.

В целом, дело в том, что образец является образцом только некоторых из своих свойств — или экземплифицирует эти свойства, и что свойства, с которыми его связывают эти отношения экземплификации, [59] изменяются с обстоятельствами и могут быть различаемы только как те свойства, образцом которых он служит при данных обстоятельствах. Быть образцом чего-либо или экземплифицировать что-либо — отношения наподобие дружбы: мои друзья не обладают никаким единственным опознаваемым свойством или группой свойств, но могут быть идентифицированы только оставаясь, в течение продолжительного времени, в дружеских отношениях со мной.

Выводы для нашей проблемы относительно произведений искусства могут теперь быть очевидны. Свойства, которые важны в живописи для пуриста — это те свойства, которые картина декларирует, подчеркивает, ставит в центр внимания, выставляет напоказ, гиперболизирует в нашем сознании — те свойства, которые она показывает дальше — короче говоря, те свойства, которыми картина не просто обладает, но которые она экземплифицирует, выступают как те свойства, образцом которых она является.

Если я прав в этом, то даже самая чистая для пуриста живопись все же символизирует нечто. Она экземплифицирует некоторые из своих свойств. Но экземплифицировать — это всегда символизировать. Экземплификация не в меньшей степени, чем представление или выражение, является формой референции. Произведение искусства, даже будучи свободным от представления и выражения, все же является символом даже в том случае, если то, что оно символизирует — не вещи, люди или чувства, а некоторые образцы формы, цвета, структуры, которые оно демонстрирует.

Как же тогда быть с начальным высказыванием пуриста, которое я в шутку назвал совершенно верным и полностью ошибочным? Совершенно верно будет сказать, что постороннее является посторонним, заметить, что часто совсем неважно, что именно картина представляет, утверждать, что от произведения не требуется ни представления, ни выражения, и подчеркивать важность так называемых сущностных или внутренних, или 'формальных' свойств. Но это заявление полностью ошибочно в предположении, что представление и выражение являются единственными символическими функциями, которые картины могут выполнять, в допущении, что то, что символ символизирует, всегда находится вне него, и в требовании, что в живописи имеет значение простое обладание некоторыми свойствами скорее, чем их экземплификация.

Кто бы ни искал искусство без символов, не найдет ничего, если во внимание приняты все способы, которыми происходит символизация. Искусство без представления или выражения, или экземплификации возможно; искусство без всех трех — нет.

Указать, что искусство для пуриста состоит просто в избегании некоторых родов символизации — еще не значит осудить его, но только раскрыть ошибку в типичных манифестах, защищающих чистое искусство и исключающих все другие его роды. Я не обсуждаю относительные достоинства различных школ, типов или способов живописи. Более важным мне кажется то, что признание наличия символической функции даже в чистом искусстве дает нам ключ к традиционной проблеме — когда мы имеем дело с произведением искусства, а когда нет.

Эстетическая литература изобилует отчаянными попытками ответить на вопрос "Что является искусством?" Этот вопрос, часто безнадежно перепутанный с вопросом "Что является хорошим искусством?", остро стоит в случае найденного искусства — камень, подобранный на дороге и выставленный в музее — и далее усугублен продвижением так называемого экологического и концептуального искусства. Является ли разбитый автомобильный буфер в художественной галерее произведением искусства? А то, что даже не является предметом и не выставлено ни в какой галерее или музее — например, рытье и засыпка ямы в Центральном парке, как предписано Ольденбургом? Если это — произведения искусства, то являются ли ими все камни на дороге и все предметы и события? Если нет, то что отличает то, что является произведением искусства, от того, что им не является? То, что художник называет это произведением искусства? То, что это выставлено в музее или галерее? Ни один подобный ответ не убеждает.

Как я отметил вначале, частично проблема возникла в результате неправильного вопроса — не учитывающего, что вещь может функционировать как произведение искусства в одно время, и нет — в другое. В решающих случаях настоящий вопрос — не "Какие предметы являются (постоянно) произведениями искусства?", а "Когда предмет является произведением искусства?" — или более кратко, как в моем названии: "Когда — искусство?"

Мой ответ состоит в том, что так же, как предмет может быть символом — например, образцом — в определенное время и в определенных обстоятельствах, а в других нет, так и предмет может быть произведением искусства в определенное время, а в другое нет. Действительно, только на основании функционирования в качестве символа определенным способом предмет становится, пока он так функционирует, произведением искусства. Камень обычно не является произведением искусства в то время, когда он лежит на дороге, но может им быть, когда демонстрируется в музее искусств. На дороге он, как правило, не выполняет никакой символической функции. В музее искусств он экземплифицирует некоторые из своих свойств — например, свойства формы, цвета, структуры. Рытье и засыпка ям функционирует как произведение постольку, поскольку наше внимание направлено на это как на экземплифицирующий символ. С другой стороны, картина Рембрандта может перестать функционировать как произведение искусства, когда она используется, чтобы закрыть разбитое окно или как одеяло.

Конечно, функционировать как символ одним или другим способом еще само по себе не значит функционировать как произведение искусства. Когда наш образчик ткани служил образцом, он не был тогда — и тем самым — произведением искусства. Вещи функционируют как произведения искусства только тогда, когда их символическое функционирование имеет определенные характеристики. Камень в музее геологии принимает символические функции как образец камней данного периода, происхождения или состава, но он тогда не функционирует как произведение искусства.