Может, поэтому Миниас прицепился к ней вопреки опас­ности. Понемножку, по кусочкам у нее перенимать.

Кери взяла пульт и направила на стереосистему. Весьма современный жест для особы столь древней, и я улыбнулась. Если не знать, что она провела, не старея,тысячу лет в качестве демонского фамилиара, ее можно счесть уверенной в себе жен­щиной чуть за тридцать.

Тихая джазовая музыка, струившаяся в воздухе, смолкла.

—Солнце село. Восстановить круг вызова ты должна до полуночи, — сказала она небрежно, и у меня свернулся ком под ложечкой. — Помнишь сегодняшние утренние чертежи? Нуж­ны точно такие же.

Я уставилась на нее, стараясь не выглядеть слишком глупо:

—Гм, вообще-то нет.

Кери кивнула, сделала пять отчетливых движений правой рукой:

—Вспомнила?

—Гм, нет, — повторила я, совершенно не понимая связи между начерченными фигурами и ее движениями. — И я дума­ла, это ты сделаешь. В смысле, начертишь.

Кери тяжело и устало вздохнула.

— Это в основном лей-линейная магия, — сказала она. — Сплошь символы и намерения. Если ты не выполнишь все с начала и до конца, то все входящие вызовы будут попадать ко мне — а я, Рэйчел, хоть и люблю тебя, но на это не согласна.

— Прости, — вздрогнула я.

Она улыбнулась, но я заметила гримасу — когда она дума­ла, что я не вижу. Кери — милейшее создание, она угощает де­тей конфетами и белочек орешками, она вежлива и приветлива со стучащими в дверь разносчиками, но когда дело доходит до обучения, терпения ей не хватает. И ее взрывному характеру трудно мириться с моим рассеянным вниманием и привычкой учиться с пятого на десятое.

Я покраснела, отставила тарелку и взяла на колени отдаю­щее прохладой в ноги вещее зеркало. Голод у меня прошел, а от нетерпения Кери я чувствовала себя совсем дурой. Неуверенно потянулась за магнитным мелом.

— Я это не очень-то умею, — сказала я смущенно.

— Почему и рисуешь сперва мелом, а потом только вытрав­ливаешь, — ответила она. — Давай, посмотрим, как получится.

Я застыла в нерешительности, глядя на широкую площадь стекла. Будь оно все проклято.

—Давай, Рэйч! — подначил меня Дженкс, спрыгивая на зеркало. — Просто по моим следам.

Крутя в воздухе крыльями, он начал нарезать круг за кру­гом.

Я собралась провести мелом вслед за ним, но Кери напом­нила:

—Сперва пентаграмма.

Я отдернула руку от стекла:

—Да, правда.

Дженкс посмотрел на меня, будто спрашивая указаний, и у меня появилось сосущее чувство под ложечкой. Кери отстави­ла тарелку с явным отвращением на лице.

— Ты, оказывается, вообще ничего об этом не знаешь?

— Ну, Кери, — начала я жалобно, глядя, как Дженкс украдкой собирается слизнуть мед с ложки Кери. — Я же не училась работе с лей-линиями. Знаю, что пентаграммы у меня помойные, и по­нятия не имею, что эти символы значат и как их чертить.

Ощущая себя последней дурой, я схватил бокал с вином — белым, а не тем, что принесла Кери, — и отхлебнула как следует.

—Когда творишь магию, пить не следует, — сказала Кери осуждающе.

Я с досады так резко поставила бокал на стол, что едва не расплескала вино.

— Зачем тогда было ставить его на стол? — спросила я из­лишне громко, и Дженкс глянул на меня тревожно. Я выдохну­ла, стараясь взять себя в руки. Терпеть не могу быть дурой.

— Рэйчел, — сказала эта женщина негромко, и я скриви­лась, услышав в ее голосе огорченное разочарование, — я ви­новата перед тобой. Я не имела права ожидать от тебя искусст­ва мастера, когда ты только начинающая. Это всего лишь...

—Дурацкая пентаграмма, — закончила я за нее, стараясь найти в этой ситуации пищу для чувства юмора.

Она покраснела:

—Просто я хотела сделать это сегодня.

—А!

Я посмотрела на пустое зеркало. Из него, из серой тени, смотрело на меня в ответ мое отражение. Очень хреново все получится, я уже заранее знала.

— Вино — это носитель для крови вызова, а еще оно смыва­ет соль с зеркала, когда работа будет закончена. — Я обратила взгляд к ведру — теперь мне было ясно, зачем оно здесь. — Соль работает как регулятор, убирает утолщения в линиях, которые ты прочертишь на стекле, и снова возвращает кислотную среду тисовой древесины в нейтральное состояние.

— Тис токсичен, но не кислотен, — сказала я, и она кивну­ла с извиняющимся видом:

—Но он разъест стекло, если ты покроешь его своей аурой.

Ой-ёй! Это из тех проклятий... Ну лучше не придумаешь.

—Ты прости, что я на тебя гавкнула, — сказала я тихо, гля­нув на нее мельком. — Просто я сама не понимаю, что делаю, а я этого не люблю.

Она улыбнулась и перегнулась ко мне через стол:

—А ты хотела бы знать смысл каждого символа?

Я кивнула, чувствуя, как отпускает меня напряжение. Если уж я буду это делать, то мне действительно нужно знать.