– А ты верь, Паша, все равно верь… Вера – она такие чудеса творит… И пиши свои стихи… В стол… Пусть пока в стол… Помнишь, как у Цветаевой: «…моим стихам, как благородным винам придет черед»!

– Цветаева не опускалась до желтой прессы.

– Неизвестно, до чего она опустилась бы в наше время… да еще если бы у нее кто-нибудь из близких страдал так же, как твоя Ирина! В общем, Павел Петрович, не падай духом!

– Я стараюсь… – главный редактор «О’кейной жизни» откинулся на спинку кресла и улыбнулся Насте. – Ладно, Терлеева… Катись без всяких заявлений… Долгие проводы – лишние слезы… Но если что, то ты знаешь…

– Знаю, Паша… Разумеется, мы останемся друзьями! А потому вот тебе материалы на три следующих номера… – прямо на стодолларовую россыпь Настя положила перед главным редактором компьютерный диск. – Тут про дуэт «Перлы»… Помнишь, ты хотел, чтобы мы тиснули что-нибудь про них. Не представляешь, какими гадкими девками оказались… Самая сексапильная из них – Белла – бывшая валютная проститутка Тамара Беляк… Ее товарки не лучше. В общем, потом ознакомишься… Скулы сведет от отвращения, но читатели останутся довольны. Уверена! Там и фотки этой Беляк увидишь, еще в валютной ипостаси. Далее на диске есть статейка про этих… двух «мачо», которые вместо того, чтобы сваи забивать, поют про лютики с птичками… И интервью с Константином Глебовым…

– Художником? Который портреты звезд пишет?

– С ним! – Настя довольно улыбнулась.

– Как ты его раскрутила, Настюха? – Павел Петрович выглядел абсолютно счастливым, как человек, выигравший бриллиантовое колье на вкладыши из коробок с творожными кексами. – Он же интервью не дает из принципиальных соображений… Ты, случаем, не…

– Обижаешь, Паша. Никакого подлога. Там, в конце интервью, его собственноручная подпись и наши с ним фотографии, между прочим, в обнимку.

– Ну… даешь!! И такого человека я должен отпускать! Насть! Может быть, останешься? Ты просто рождена для добычи информации!

– Паша! Не начинай все сначала!

– Ну… ладно… ладно… Расцеловать-то напоследок позволишь? – И, не дожидаясь Настиного согласия, главный редактор насквозь желтой газеты «О’кейная жизнь» вышел из-за стола, усыпанного зелеными купюрами, и крепко обнялся со своей теперь уже бывшей журналисткой, предварительно заперев полученный от нее диск в свой сейф.

– Женись на мне, Олег, – с порога заявила Настя и прошла в кабинет, где Романец рисовал эскизы новой коллекции.

– Чего вдруг так? – спросил он, с неудовольствием оторвавшись от работы.

– Так! Нам с тобой обоим нужна семья.

– Согласен. Но почему ты решила, что она должна быть у нас с тобой одной на двоих? У тебя может быть своя семья, а у меня – своя.

Настя взяла в руку один из эскизов, на котором был изображен эпатажный брючный костюм с розами по обшлагам брюк. Строгий учительский пиджак имел капюшон, тоже сплошь усыпанный розами.

– А розы будут из чего? – спросила она.

– Из трикотажа крупной вязки, – ответил Романец, гордясь очередной выдумкой. Настя поняла, что он уже забыл про их разные семьи. Она бросила эскиз в компанию к остальным и сказала, отвернувшись от Олега к манекену в ярко-алом платье:

– Людмила Ивина тебя больше не любит.

Напряженной спиной Настя почувствовала, как разозлился этому ее заявлению Романец. Ей показалось, что волны раздражения, исходящие от Олега, ожгли ей шею и на ней теперь наверняка останется красный зудящий след. Навсегда…

– Откуда тебе это известно? – процедил он.

– Я профессионалка, гнусная пронырливая папарацци. Я всегда узнаю то, что люди тщательно скрывают.

– Ты что, брала у Милы интервью? – спросил он, изо всех сил стараясь скрыть безумный интерес к ее ответу.

– Нет, я просто видела, как равнодушно она смотрела на тебя, когда мы ехали из Петергофа в Питер. – Настя наконец оторвала взгляд от платья на манекене. После его вызывающей алости и праздничности лицо Олега показалось ей бледным и больным.

– Это ничего не значит! Она была… практически в истерике, хохотала, как ненормальная, потом плакала… Ей было не до меня!

– Вот именно! Если бы любила тебя, то бросилась бы за утешением именно в твои объятия! А ей на тебя начихать!

– Много ты понимаешь… – Романец подошел к тому же манекену и нервно поправил складки платья. Насте было его жаль. Она убрала из своих интонаций все восклицательные знаки и тихо сказала:

– В женщинах – все… Я же сама женщина.

– Слушай, Настя… – Олег тоже начал говорить очень тихо. – …А зачем я тебе сдался? Раз уж ты такая смелая и раскрепощенная, сделай предложение кому-нибудь другому. Всякий будет рад стать мужем скандальной журналистки Анастасии Терлеевой. А уж как наша желтая пресса обогатится на этом событии – трудно даже представить! А я тебе такое платье забабахаю… не то что Питер, а вся московская Рублевка стухнет от зависти!