– Ну как вы там праздновали после моего ухода? – сладким голосом тут же спросила Галина Андреевна, и Нине показалось, что она всех их подозревает в развратных действиях.

– Да мы недолго, – зачем-то соврала ей Валентина. – Еще немного потанцевали и разошлись.

– Неужели даже «Ямщика» не спели? – не поверила ей Галина.

– Я, конечно, пел, не без этого, – рассмеялся Юра, – а других – даже и не подозревайте! Чисты, как стекла!

Нина вдруг почувствовала, что совершенно не может находиться в этой лживой обстановке, когда все говорят совсем не то, что думают. Может, и хорошо, если ее сократят? Они все уже совсем не те, что раньше. Все в их отношениях переплелось, запуталось и распутыванию не подлежит. Можно только обрубить по живому.

Нина взяла свои образцы и пошла на микроскоп. Она успела просмотреть только один, когда дверь в приборную щелкнула и вошел Виктор. Нина рассчитывала, что он сядет за анализатор, но Лактионов встал рядом с ней. Она подняла на него глаза, и ей сделалось жарко. Кольцо Тарасова не помогало, хотя она вцепилась в него всей пятерней правой руки.

– Нина Николаевна, – чужим голосом начал Виктор. – Она не оставалась у меня… она ушла… честное слово.

Нина дрожащей рукой поправила волосы и бросила ему:

– Да мне-то что за дело до этого?

– Даже если и нет дела, я все равно хочу, чтобы вы об этом знали.

Нина поняла, что ничего не может рассмотреть на экране, выключила микроскоп и встала перед Виктором.

– Лучше бы вы женились на ней, Виктор Иваныч, раз уж так получилось, – сказала она и сама удивилась тому, что говорит. Ей ведь и в самом деле нет до этого никакого дела.

– Что получилось? – вскинулся Лактионов. – Ничего у меня с ней не получалось и получиться не может, и вы знаете почему!

– Ну как же… А Танюшка?

– Она и вам навешала лапшу на уши! – Лактионов уже кричал на всю комнату. – Фаина сочинила эту историю с моим отцовством и, похоже, сама уверовала в нее! Она всем рассказывает про нашу поездку на море, только не учитывает, что я-то помню, что мы ездили в разные места: она куда-то в Крым, а я – на Кавказ! Я, знаете, на расстоянии не умею!

– При чем тут Крым и Кавказ? – почему-то не могла остановиться Нина. – Для этого дела совсем не обязательно куда-то ездить…

– Вы мне не верите, Нина? – Лицо Лактионова исказилось такой мукой, что ей опять захотелось заплакать.

– Я верю… Только… Фаина вас любит…

– А я…

Возможно, ведущий инженер Лактионов сказал бы сейчас самые главные слова в своей жизни, но кодовый замок на дверях щелкнул, и в приборную зашла Голощекина.

– Ой, я, кажется, не вовремя, – проговорила она, пряча сладко-улыбающиеся и все понимающие глаза. – Вы, наверно, не все успели выяснить на юбилее! Я, пожалуй, подожду в комнате обработки результатов.

– Не стоит беспокоиться, Галина Андреевна, – с трудом справилась с собой Нина. – Вы, как нельзя, вовремя! Микроскоп в полном вашем распоряжении. – Она собрала раскатившиеся по столу образцы и молча вышла из комнаты.

Голощекина, вместо того, чтобы садиться за микроскоп, остановилась перед Виктором и наставительно произнесла:

– Я бы на вашем месте без лишних слов сделала ей предложение!

– А я бы на вашем месте помолчал, потому что, если вы скажете еще хоть одно слово по делу, которое вас абсолютно не касается, я убью вас, Галина Андреевна! Честное слово! – Ведущий инженер Лактионов впервые за много лет смело посмотрел Голощекиной в глаза, и она поняла, что он непременно убьет ее, если вдруг почувствует в том острую необходимость.

Нине неприятны были все сотрудники: небритый взъерошенный Юра, поссорившийся все-таки после юбилея со своей Людмилой и потому неестественно веселый; Валентина с Сергеем Игоревичем, тихо обсуждавшие у окна свою дальнейшую судьбу; злющая обиженная Фаина; Виктор с зеленым лицом и сумасшедшими глазами, приторная Голощекина, от которой вообще можно было ждать чего угодно. Когда все сотрудники в конце концов разошлись по своим производственным делам и в комнате обработки результатов остались только Нина с Голощекиной, Галина сказала:

– Ниночка, мне кажется, что вам стоит приголубить Виктора, а то он прямо на людей кидается! Представляете, сказал сегодня, что убьет меня!

– Он пошутил, – промямлила Нина.

– Какие уж тут шутки! Если бы я не уважала всей душой Виктора Иваныча, то не стерпела бы такого оскорбления. Но я человек добродушный, а потому готова простить влюбленному человеку его вполне объяснимую несдержанность.

Нина сочла за лучшее промолчать. Голощекину это, конечно, не удовлетворило, и она продолжила: