Позже Агафокл сумел завоевать Липарские острова (около 304 года), далее, Керкиру, очевидно, также Левкас (около 299 года), но прежде всего часть Бреттийского полуострова Южной Италии. Самый значительный там греческий город Кротон подчинился ему в 299 году, на западном побережье он завоевал Гиппонион. Однако покорить дикие горные племена в глубине страны, по-видимому, удалось лишь на время. Тарент и часть племен вступили с царем в союзные отношения, которые практически были отношениями зависимости, что подтверждается также размещением там гарнизонов. О славе Агафокла за пределами подвластных ему территорий свидетельствует чеканка монет Метапонта и Тарента и, даже, Элей и Неаполя.

Подвластными ему территориями на Сицилии и за ее пределами царь распоряжался по своему усмотрению. Он мог раздавать их или передавать в наследство. Так, его дочь Лаиасса по случаю своего бракосочетания с Пирром (вскоре после 299 года) получила в приданое Керкиру, а сам Пирр ввиду отсутствия других наследников в качестве ее бывшего супруга предъявил в 278 году претензии на подвластную Агафоклу территорию на Сицилии. Это те же самые отношения, что и в империях на Востоке, с которыми западный властитель стал наравне и был признан ими равным. Птолемей I отдал ему в жены свою дочь Феоксену, Деметрий Полиоркет принимал сына Агафокла с царскими почестями.

Это царствование, о структуре которого нам, к сожалению, ничего не известно, поддерживалось находящимися в распоряжении монарха наемными войсками, состоявшими из людей разных народностей кельтов, лигуров, этрусков, разумеется, греков. Кроме того, в случае войны привлекались контингента подвластных общин.

Еще во времена африканского похода (310–307/306) Агафокл действовал как избранный стратег-автократор, которому одновременно было доверено управление городом (эпимелея), временно замещавшееся его братом Антандром.

С 304 года Агафокл прибавил на чеканившихся в Сиракузах монетах к своему имени царский титул, но право чеканить монеты со своим именем он получил или узурпировал еще до этого, так что оно не находится ни в какой причинной связи с принятием царского титула, а свидетельствует лишь о расширении первоначально доверенных ему полномочий. Свое царское достоинство и царскую власть Агафокл старался демонстрировать в Сиракузах как можно меньше. О царственной роскоши мы слышим только в связи со взаимоотношениями Агафокла с другими царями, где было необходимо подчеркивать и внешне свое царское положение. Для Сиракуз же все обстояло иначе. Агафокл не возлагал на себя диадему, а носил во время общественных мероприятий венок, положенный ему на основании должности жреца, которую он занимал с 316 года. От лейб-гвардии он, по всей видимости, принципиально отказался, и в народном собрании Сиракуз, а особенно на пирах, вел себя не как властитель, а как человек из народа. Из всего вышесказанного со всей очевидностью следует, что положение Агафокла в Сиракузах после учреждения монархии над завоеванными сицилийскими и южноиталийскими областями формально осталось таким же, как и прежде.

Подтверждением тому служат события накануне смерти властителя.

Из двух или трех сыновей, которые были у Агафокла от его брака со вдовой Дамаса, тогда уже, по-видимому, не было в живых никого. Его вторая супруга, Алкия, кроме дочери Ланассы родила ему сына, который получил имя отца. От своей третьей жены, Феоксены, дочери Птолемея I, он имел двух сыновей, которые еще были несовершеннолетними. Когда в возрасте, 70 лет в 290/289 годах он был сражен неизлечимой болезнью, в вопросе наследования на первый план вышел его сын Агафокл. Именно его отец представил сиракузцам в качестве наследника монархии и, по-видимому, как позволяют предполагать дальнейшие события, рекомендовал избрать его стратегом и эпимелетом города. Вначале он должен был принять командование над находящимися под Этной войсками, вместо Аркагафа, внука от первого брака, однако когда он прибыл туда, то был убит Аркагафом, который тоже претендовал на место преемника. Обреченный на смерть владыка обвинил его перед сиракузским народным собранием в злодеянии и призвал толпу к мести.

Одновременно он объявил, что возвращает демосу демократию; это могло означать лишь то, что он сам сложил с себя должность стратега-автократора и эпимелею, не желая преемника. Таким образом, он до конца обладал и тем, и другим, что не мешало его царствованию над большей частью Сицилии и южноиталийскими областями.

Акт капитуляции умирающего властителя, который вскоре после этого умер мучительной смертью, положил конец ситуации, которая, по крайней мере в последние годы, воспринималась как неприкрытая тирания. Что же касается городов царства, то ничто не говорит о том, что Агафокл своей последней волей возвратил им свободу. Господство над ними захватил его преступный внук Аркагаф, которого, впрочем, устранил Менон из Сегесты. Поскольку никто другой не мог занять место умершего царя — детей Феоксены с их матерью он перед смертью отослал назад в Александрию, — то царство распалось и города опять сами собой получили свободу.

Со смертью Агафокла исчезло и его царство, разделив тем самым судьбу некоторых тираний, о которых уже Аристотель заметил, что они редко переживают своих основателей. Также и в силу этого их носители должны были казаться последующим поколениям скорее тиранами, чем царями. Хотя выдающиеся военные и политические деяния и необычайная значимость личности Агафокла не подлежат сомнению, все же страшные кровавые жертвы, которые он приносил, ни с чем ни считаясь, служили лишь для установления и поддержания его исторической власти, которая не принесла Сицилии и Южной Италии лучшего и более стабильного положения по сравнению с существовавшими ранее

В войнах Пирра на сицилийской земле отличился 30-летний сиракузец Гиерон, сын Гиерокла. Он был удостоен аудиенции царя и был щедро награжден. Когда Пирр покинул остров и карфагеняне вновь начали наступление, города на востоке, чтобы противостоять грозящей опасности, образовали союз под руководством Сиракуз. По-видимому, это не принесло желаемого результата, более того, войско, состоявшее по большей части из наемников, вместо прежних начальников избрало Гиерона и некоего Артемидора. Те не стали продолжать войну против пунийцев, а повернули войска в Сиракузы, где сторонники Гиерона открыли ворота, так что он сравнительно легко овладел городом (ок. 275 года).