— О, я верю всему. — Джонни пожал плечами. — Но что я могу сделать? Хотите сигарету?

Судья раздраженно покачал головой.

— Когда немой говорит с глухим, результатом бывает гробовое молчание. Давай пройдемся.

Они долго бродили по лесу. Наконец судья остановился, сел на упавшее дерево и прихлопнул комара.

— Не знаю, что со мной сегодня, — сказал он.

— Совесть янки бунтует против демонстрации искренних эмоций, — улыбнулся Джонни.

— Я не это имел в виду. — Судья сделал паузу, словно подыскивая слова. — Весь день у меня странное чувство…

— Чувство?

— Так бывает, когда просыпаешься душным безветренным утром. Когда воздух весит тонну и тебе нечем дышать.

— Вы давно не были у врача? — беспечно осведомился Джонни.

— На прошлой неделе, — проворчал старик. — Он говорит, что я проживу до ста лет.

Джонни помолчал.

— Конечно, это связано с Шинн-Корнерс, — сказал он наконец. — Вы сами говорили, что теперь нечасто приезжаете сюда. Меня это не удивляет. Мрачноватое местечко.

— Ты веришь в предчувствия, Джонни? — внезапно спросил судья.

— Конечно.

Старик поднялся с бревна и достал носовой платок.

— Я обещал Матильде Скотт, что приведу тебя познакомить с Эрлом. Господи, какая жара!

На следующий день тетушка Фанни Эдамс была убита.

Он был прижат к шаткой стене; вглядываясь сквозь дыру в холод тьмы, вдыхая зловоние из переулка за стеной, твердил, что он просто парень из Оклахомы, который собирался целоваться со своей девушкой в старом автомобиле под ивой у освещенной луной реки… Но они гасили об него сигареты и требовали сказать, что он сбрасывал со своего самолета на их деревни. Дыра в стене становилась все больше и больше, пока не превратилась в целую комнату, а он дергался, как форель на крючке, пытаясь увернуться от жалящего огня…

Джонни открыл глаза, лежа в темной комнате, покрытый потом.

— Кто здесь? — спросил он.

— Я, — послышался голос судьи. Палец старика протыкал в нем дырки. — Спал ты беспокойно, но разбудить тебя было нелегко. Вставай, Джонни!

— Который час?

— Почти пять. До пруда идти три мили, а крупная рыба клюет рано.

Они зашагали по Шинн-роуд, неся снаряжение для рыбалки и лагеря, — судья настоял на том, чтобы провести у пруда столько времени, сколько позволит небо, уже на рассвете грозившее дождем.

— Для такого старика, как я, полдня лучше, чем ничего, — заметил судья.

Каждый нес ружье, взятое из запертого ящика комода, где оружие, завернутое в промасленные тряпки, лежало среди коробок с патронами. Старый юрист не любил охоту ради развлечения — на территории его усадьбы висели объявления, строго запрещающие отстрел фазанов и ланей. Но охоту на кроликов, сурков и других вредителей он считал честной игрой.

— Когда клев закончится, мы поищем кроликов. Их здесь полным-полно — они спускаются в долину и пакостят на фермах. Может, удастся подстрелить лисицу. От них в этом году тоже достаточно вреда.

Он вручил Джонни 20-калиберную двустволку для кроликов, а себе взял ружье 22-го калибра, способное, по его словам, нагнать страху на чертовых сурков. Судья вздохнул, жалея, что рядом не трусит старая Поки, рыжий сеттер. Покахонтас [19] была его последней охотничьей собакой, ее фотография в рамке висела на стене кабинета, а за гаражом Джонни видел ее могилу.

— Мы с Поки славно проводили время в лесу, — промолвил судья Шинн.

— Несомненно, охотясь на бабочек, — усмехнулся Джонни.

Судья покраснел и пробормотал, что покончил со всеми глупостями сто лет назад.

День начался мирно, и ничто не омрачало удовольствия, кроме пасмурного неба. Они наловили лягушек для приманки и отплыли в старой плоскодонке, которую судья привез к пруду неделю назад. Им удалось поймать куда больше окуней, чем они надеялись. Потом они вытащили лодку на берег и снова забросили удочки. Улов содержал не только щук, но и пару форелей, что, по словам судьи, было событием века, так как считалось, что форели уже давно перевелись в Лягушачьем пруду.

— А я еще болтал вчера о дурных предчувствиях! — усмехнулся старик. — Ложная тревога.

Расположившись у края пруда, они сварили форель и полакомились восхитительной рыбой вместе с охлажденным в воде пивом и овсяным хлебом Милли Пэнгмен. Джонни приготовил кофе, пока судья разрезал пирог с апельсином и смородиной, который тетушка Фанни Эдамс прислала вчера вечером с маленькой Синтией Хэкетт.

— Не испытываю никакого желания убивать, — сонно произнес судья после сытного обеда. — К черту сурков. — Он расстелил пончо и заснул, как маленький мальчик после пикника.