— Николай… Дядя Коля, — сказал человек, протягивая поочередно руку — сначала папе, затем мне.

В свою очередь папа представил меня.

— Вот, прошу, — взял он меня за плечи. — Четвертый член экипажа.

Паганель и дядя Коля слегка побледнели.

— Так, — молвил Паганель и почесал бороду. — Выходит, трое в лодке, не считая собаки… то есть, в данном случае, не считая ребенка. Вернее, считая ребенка. М-да… апше, дети, разумеется, цветы нашей жизни. Но сейчас нам нужны не столько цветы, сколько консервы.

— Ну, зачем… зачем так, — сказал дядя Коля. — Детей тоже иногда берут — я знаю. Например, мои соседи в прошлое воскресенье ездили за грибами на Четвертый километр и брали с собой сынишку. И представьте — ничего. По ровному месту он даже кое-где шел своими ногами… Ты сколько весишь, старуха?..

— Положим, она у меня и по неровному месту пойдет своими ногами, — заметил папа. — Я на нее еще рюкзачок повешу. Не хватало нам носить на руках ученицу седьмого класса, второразрядницу по плаванию.

— Второй разряд? — изумился дядя Коля. — Ай да старуха!

— По плаванию? — переспросил Паганель. — Ну, тогда другой разговор. — И он совершенно успокоился, как будто нам предстояло добираться на Курильские острова вплавь.

После этого они сразу забыли про меня и принялись обсуждать маршрут путешествия. Папа развернул карту.

— Я — пас, — заявил дядя Коля, снова сел на диван и спрятался за свои коленки. — Решайте, вычерчивайте, подсчитывайте — я пас.

Дядя Коля подмигнул мне и сказал, что по географии он больше тройки никогда не получал, до сих пор не знает и не сможет показать, хоть режь его на куски, — в какой стороне находится, допустим, Ямало-Ненецкий национальный округ, и вообще примкнул к Паганелю и папе только потому, что они ученые, а ученые должны все знать и если куда завезут, то, в конце концов, надо полагать, вывезут обратно.

Маршрут обсуждали папа с Паганелем. Сомкнувшись головами над картой, они тыкали карандашами в разные точки и произносили какие-то командирские слова.

— Бухту Посьет, — говорили они, — мы возьмем за неделю… За три дня возьмем Южно-Сахалинск… Кунашир и Шикотан надо взять за пять дней максимум. Итуруп придется брать на обратном пути…

Так они сидели и захватывали разные территории, как два полководца. Не хватало только портупей, наганов, сабель и канонады за окном.

Дяде Коле тоже, наверное, так показалось.

— Хорошенькая собралась компания, — шепнул он мне. — Еще нам военного с пушечкой — и мы присоединим эту окраину к России.

Позабирав все, что можно, Паганель и папа стали обсуждать снаряжение.

— Только кеды! — настаивал папа.

— Только туристские ботинки! — не соглашался Паганель.

— Я — пас, — сказал дядя Коля. — Обсуждайте, прикидывайте — я пас… У меня, кроме домашних тапочек, ничего нет. Завтра пойду с рюкзаком по друзьям — может, чего и накидают.

Сказав еще раза четыре «я — пас», дядя Коля распрощался и ушел.

— Кто такой? — спросил папа, когда дверь за дядей Колей закрылась.

— Писатель, — ответил Паганель. — Журналист. Ап-ше, хороший человек. Коммуникабельный.

— Ноль информации, — недовольно заметил папа. — Но пусть едет — делать нечего. Только бы фельетон про нас потом не написал. А то они такие…

Когда мы приехали в аэропорт, дядя Коля уже поджидал нас возле входа.

Не знаю, сколько друзей обошел с рюкзаком дядя Коля перед отъездом, но одет он был, как сказал мой папа, с вызывающей роскошью. На нем были прекрасные туристские ботинки из желтой кожи, зашнурованные белой тесьмой, хорошо подогнанные джинсы и черная кожаная куртка. На плече дяди Коли висела офицерская планшетка. Вместе с дымящей трубкой он выглядел так великолепно, что его можно было снимать для кино в роли иностранца.

Рядом с ним на земле стоял тугой, как яблоко, рюкзак без единой морщинки.

— А ну, кто смелый, сдвиньте с места, — предложил дядя Коля.

Паганель схватил было рюкзак за лямки, но дядя Коля замахал на него руками:

— Что ты, что ты! Надорвешься! Ты его ногой попробуй пхни.

Паганель от души пхнул рюкзак ногой. Рюкзак не пошевельнулся. На нем даже вмятины не осталось.

— Какова укладочка? — хвастливо спросил дядя Коля.

Зато рюкзак Паганеля укладочкой не блистал. Это был огромный и рыхлый, какой-то двуутробный мешок со множеством топорщившихся карманов и карманчиков. Продолговатые предметы, такие, как ласты, термос, ружье для подводной охоты, «с головой» в рюкзак почему-то не уместились и грозно торчали наружу, как противотанковые надолбы.

Сам Паганель был наряжен в старую защитную штормовку, в такого же цвета широченные штаны, схваченные у щиколоток резинками, отовсюду свисали у него шнурочки, веревочки, ремешки — так что вместе с рюкзаком, вместе с этими веревочками, бородой и ушами Паганель занимал ужасно много пространства.

Аккуратнее всех выглядел папа. Живот его плотно обтягивала болоньевая куртка, ниже шли конусообразные брюки «эластик», заправленные в синие кеды тридцать девятого размера. Папа был похож на ромб, поставленный на острый угол.