— Товарищ командир, там наши ребята ещё тащат! Немцев набили — жуть! Больше чем наших, намного больше!

— Молодец, товарищ красноармеец! От лица службы объявляю вам благодарность!

— Служу Трудовому Народу!

Тем временем появляются остальные бойцы. Они, надрываясь, волокут что-то непонятное, с четырьмя стволами на двухколёсном лафете.

— Что добыли, орлы?

— Та ось дивитесь, яка штуковина, товарыщу командиру!

Действительно, интересная машинка. Вызываю Пилькова, благо Валера уцелел. Тем временем агрегат оттаскивают за линию окопов. С приходом переводчика выясняется, что это зенитная 20-мм установка. Ну, теперь дадим отпор и авиации, пусть слабенький, но дадим!

Наконец решаю прилечь, отдохнуть перед боем, но только голова касается сапог, положенных вместо подушки, как меня будят:

— Товарищ майор, тут это…

— Что ещё, Сидорчук?

— Да наши ребята привели двоих…

— Немцев, что ли?

— Нет, товарищ майор, тех, что на поле в ячейках сидели…

С трудом раздираю глаза. В них словно насыпали песок.

— Что, сами не можете разобраться?

— Да посмотрите сами, товарищ майор…

— Давай их сюда.

Я зол, словно оголодавший дворовой пес на цепи. Между тем старшина уходит и возвращается с двумя бывшими функционерами. Лощёные морды уже не блестят — черны от копоти. У одного в руках немецкий кургузый автомат, за поясом две гранаты с длинными деревянными ручками. Второй держит на весу длинноствольный пулемёт с дырчатым кожухом и обмотанной вокруг него лентой. Последним за ними входит лейтенант из второй роты. Он отдаёт честь:

— Товарищ капитан, были на нейтральной полосе. Вот, нашли. Фруктов.

— Оружие откуда?

— При них было, товарищ капитан.

Я лезу в карман, достаю папиросы и закуриваю, замечаю, как жадно у одного дёргается кадык, помедлив, протягиваю ему раскрытый портсигар. Трясущимися пальцами он берёт папиросу, достаёт из брюк спички и прикуривает.

— Так откуда оружие?

Тот, что с автоматом, неумело рапортует:

— Взято в бою, товарищ командир.

— В бо-ою… — «сомневаясь», тяну я. Автоматчик торопливо начинает рассказывать:

— Я, товарищ командир, когда в ячейке остался и немцы нас бомбить начали, испугался очень. Сами посудите, не военный я человек! А когда танки пошли, и вовсе, признаюсь, чуть в штаны не наложил. Хорошо, тут наши пушки стрелять начали. Рядом броневик проходил, в него попали, немцы с брони как мыши в разные стороны. Один ко мне в окопчик и заскочил.

Внезапно он суровеет и сплёвывает:

— Задушил я его. Руками удавил.

— Со страху, наверное?

— Не, со злости… А потом с автомата давай остальных гвоздить. Ничего машинка, только вот ствол вверх дёргает. А там и Иван Яковлевич подполз. Вначале-то у него винтовка германская была, а потом с броневика пулемёт содрали — так и дрались с ним вдвоём.

— А остальные? Вас же там человек пятьдесят было!

— За остальных мы не ответчики, товарищ командир. Видели четверых — руки подняли и в плен побежали.

Он сплёвывает, но тут вступает пулемётчик:

— Сами разобрались. Там и положили, гадов.

Я смотрю на них, потом на лейтенанта.

— А что вы скажете?

— Перед их ячейкой штук тридцать трупов. Рядом — броневик. Один ганс за ячейкой валяется. Видно, что придушили. Язык высунут и глаза выпучены. Не похоже, что врут.

— Да и я вижу, что не врут. Вот что, лейтенант: веди их в свою роту. Оформи, как полагается, пулемётчиками. Первый и второй номера. Поделись патронами. Я вижу, у них лента всего одна осталась. Комиссар где?

— У нас, товарищ капитан.

— Вот ему и отдайте. Кстати, как он?

— Нормально, товарищ командир. Стреляет метко, словно снайпер. Что не выстрел, то готов фриц!

— Вот ему и команда. Кстати, откуда вы, товарищи?

— Левченко, Пётр Семёнович. Секретарь Козелецкого райкома Партии. Второй секретарь.

— Рабинович, Иван Яковлевич. Заместитель секретаря городского комитета ВЛКСМ. Из Фастова я.

— Что же. Спасибо вам, товарищи. Честное слово, не в обиду будь вам сказано, не ждал я такого от вас. И рад, что ошибся. Низкий поклон вам…

Они уходят. А я никак не могу уснуть, взбудораженный происшедшим. Не все, оказывается, сволочи. И среди них нормальные люди попадаются…

Утро начинается с музыки. Над нашими позициями плывёт мелодия «Катюши». Затем, когда песня кончается, звучит гнусавый голос с жутким акцентом: