Папа поехал с младенцем в больницу. Было уже послеобеденное время, но Рали еще спала.

Ты все время спишь, — сказал я ей, — ты как спящая красавица.

Рали ничего не ответила и не пошевельнулась.

— Ты наверно встанешь только, когда принц придет, — сказал я чтобы ее разозлить, — принц с велосипедом "Трента".

Ее губы шевельнулись, но из ее рта не донеслось ни звука, и глаза ее оставались закрытыми.

— Только ради него ты встанешь, — продолжал я, — а если у него шина проколется, так ты так и останешься в кровати навсегда.

Рали открыла глаза и я был уверен что уж сейчас-то она встанет и задаст мне как следует, но она только говорила, и взгляд ее был немного грустным:

— И чего ради я должна вставать, а, Йоси? Чтобы убрать комнату? Ради ТАНАХа?

— Я думал, что ты хочешь встать, чтобы посмотреть на яйцо динозавра, которое мы с Узи нашли. Это должно было стать научным открытием, но не стало. Я думал, что ты захочешь посмотреть…

— Ты прав, — она оттолкнула ногами одеяло, — ради яйца динозавра действительно стоит встать.

Она уселась на кровати.

— Тебя все еще тошнит?

Она отрицательно покачала головой и все таки поднялась.

— Пошли, покажешь мне яйцо.

— Но я же тебе уже пытался объяснить, что яйцо оказалось испорченным и оно лопнуло и папа его забрал и прогнал Узи домой и дал мне пощечину.

— Ну, ладно, — сказала Рали и потрепала меня по затылку, — пойдем поищем другое яйцо, не испорченное.

— Да брось ты, папа будет сердиться. Пойдем лучше выпьем молочного коктейля.

Рали обула сандалии.

— А что же будет, если как раз в то время, когда мы уйдем, появился принц на велосипеде?

Рали пожала плечами: "Он уже не придет".

— А вдруг?

— Ну так он подождет.

— Конечно, подождет. Как же он уйдет? У него же велосипед

поломан.

Как только я это сказал, я побежал. Рали погналась за мной, но догнала меня только в кафе-мороженом, и я взял большой рожок со взбитыми сливками, а Рали взяла молочный коктейль с клубникой.

(Перевод: М.Беленький)

Папа не разрешил мне купить куклу Барта Симпсона. Мама точно хотела. Но папа мне не разрешил, он сказал, что я избалован. «За что мы купим, а?» — сказал он маме — «За что мы ему купим это? Он только попросит, и ты уже подскакиваешь, чтобы исполнить» Папа сказал, что у меня нет уважения к деньгам и если я не выучусь этому, пока я маленький, то когда же? Дети, которым с легкостью покупают большие куклы Барта Симпсона после становятся хулиганами, взламывающими киоски, потому что они привыкают к тому, что все что им захочется, легко приходит к ним. Поэтому вместо Барта Симпсона он купит мне уродливого фарфорового поросенка с длиной дыркой в спине, и теперь я выросту хорошим, теперь я не буду хулиганом.

Каждое утро я должен теперь выпивать стакан шоко, даже если я его ненавижу. Шоко с пенкой — это шекель, без пенки — пол-шекеля, а если я сразу после этого вырву, я не получаю ничего. Монетки я опускаю в щель на спине поросенка, и тогда, если встряхнуть его, он шуршит. Когда в поросенке будет так много монет, что если пошевелишь, уже не будет слышно шороха, я получу куклу Барта Симпсона на скейтборде. Это то, что сказал папа, это воспитывает.

Поросенок в самом деле замечательный, у него холодный пятачок, если до него дотронуться и он улыбается, когда в него опускают шекель или только пол-шекеля, но самое замечательное, что он улыбается, даже если не класть ничего. Я придумал поросенку имя, я зову его Песахзон, по имени человека, что жил когда-то в нашем доме, и фамилия которого осталась на нашем почтовом ящике, папа не смог отодрать наклейку. Песахзон не похож на другие мои игрушки, он более тихий, без огней, пружин и батареек, которые все время текут. Только надо беречь его, чтобы он не упал со стола вниз.

— Песахзон, берегись! Ты из фарфора — говорю я ему, и заставляю чуть-чуть наклониться и глянуть на пол, а он улыбается мне и терпеливо ожидает, когда я опущу его на своей руке. Мне ужасно нравится его улыбка, только ради него я пью каждое утро шоко с пенкой, чтобы я мог потом засунуть в щель у него на спине шекель и посмотреть, как его улыбка не изменяется наполовину.

— Я тебя люблю, Песахзон — говорю я ему после этого — Я люблю тебя больше, чем маму и папу. И я буду любить тебя всегда, не смотря ни на что, даже если ты будешь взламывать киоски. Но плохо тебе придется, если ты спрыгнешь со стола!

Вчера пришел папа, поднял Песахзона со стола и стал его трясти.

— Осторожно, папочка! — сказал я — От этого у Песахзона болит животик

Но папа продолжал:

— Он не звенит. Ты знаешь, что это значит, Иоав? То, что завтра ты получишь Барта Симсона на скейтборде.

— Хорошо, папочка — ответил я ему — Барт Симсон на скейтборде — это хорошо. Только перестань трясти Песахзона, ему становится плохо от этого.

Папа поставил Песахзона на место и пошел позвать маму. Через минуту он вернулся, одной рукой он тащил маму, а в другой руке у него был молоток.