Девять миль

Аннотация

Гарри Кемельман Девять миль The nine mile walk is no joke, especially in the rain Выступая на обеде, устроенном Клубом государственных служащих, я умудрился опозориться, и Ник Уэлт воспользовался случаем пожурить меня во время завтрака в "Голубой луне", где мы иногда встречались. Моя роковая ошибка заключалась в том, что вместо заготовленной речи, я принялся критиковать заявление, сделанное в печати моим предшественником на посту окружного прокурора. Опираясь на это заявление, я сделал множество выводов о его авторе и тем самым дал повод к опровержению, которое он тут же и сделал, выставив меня в очень невыгодном свете. В политических играх я был новичок: с тех пор как я ушел с юридического факультета и был выставлен кандидатом от нашей партии на должность окружного прокурора, прошло всего несколько месяцев. Неопытность я и привел в свое оправдание, но Николас Уэлт, не в силах оставить свой менторский тон (он был профессором английского языка и литературы), сказал, словно отказывая студенту в отсрочке сдачи сочинения: "Это не уважительная причина". Хотя он был всего двумя или тремя годами старше меня, и нам обоим было далеко за сорок, он всегда обращался со мной, как с неуспевающим учеником. И может потому, что он выглядел намного старше — седой, с морщинистым, гномьим лицом — я терпел. — Но все мои выводы были логически безупречны, — настаивал я. — Дорогой мой, — промурлыкал он. — Хотя без выводов и умозаключений человеческое общение представляется невозможным, большинство из них обычно неверны. И особенно высок процент ошибок в тех случаях, когда требуется установить не столько то, что говорящий хотел сообщить, сколько то, что он хотел скрыть. Я взял счет и выбрался из-за стола. — Ты имеешь в виду снятие показаний со свидетелей в суде? Но там всегда присутствует защитник противоположной стороны, который не замедлит указать на нелогичность вывода. — Да при чем здесь логика? — ядовито осведомился он. — Вывод может быть и логичным и ложным одновременно. Он прошел за мной к кассе. Я оплатил свой чек и стал дожидаться, пока он рылся в своем старомодном бумажнике в поисках мелочи и, выложив ее перед кассиром, убедился, что ее недостаточно. Вздохнув, он смахнул монеты обратно в бумажник, достал из другого отделения купюру и подал ее кассиру. — Сочини мне предложение из десяти-двенадцати слов, — сказал он, — и я построю тебе логическую цепь умозаключений, о которых ты и не думал, когда его сочинял. К кассе подошли еще люди, стало тесно, и я решил подождать Ника снаружи. Помнится, меня несколько испугало, что, не заметив моего отсутствия, он продолжит разглагольствовать, обращаясь к пустоте. Когда он наконец вышел следом за мной на улицу, я сказал: — Это тебе не шутка: отшагать девять миль, да еще под дождем. — Да уж, пожалуй, — согласился он рассеянно. Затем он резко остановился и поглядел на меня. — Что за чушь ты городишь? — Предложение из одиннадцати слов, — ответил я и повторил фразу, загибая пальцы. — Ну и что? — Ты заказал предложение из десяти-двенадцати слов… — Ах, да! — Он подозрительно посмотрел на меня. — Откуда ты его взял? — Просто в голову пришло. Давай, строй свою цепь выводов. — Ты это серьезно? — спросил он, озадаченно моргая своими маленькими голубыми глазками. — Ты в самом деле этого хочешь? Это было вполне в его духе: бросить вызов и удивляться, видя, что я его принял. — Или доказывай, или заткнись со своими теориями, — рассердился я. — Хорошо, — мягко сказал он. — И не надо так сразу обижаться. Рискну. Хм-м, давай посмотрим, как там было: "Это тебе не шутка: отшагать девять миль, да еще под дождем". Небогато. — Здесь больше десяти слов, — возразил я. — Отлично, — проговорил он отсутствующим тоном, сосредотачиваясь на поставленной задаче. — Вывод первый: говорящий в плохом настроении. — Принимается, — откликнулся я. — Правда, это вряд ли можно назвать выводом. Это прямо подразумевается. Он нетерпеливо кивнул. — Следующий вывод: дождь был несильный, иначе он бы сказал: "Это тебе не шутка: отшагать под дождем девять миль". Он же только в конце добавил про дождь. — Согласен. Хотя и это довольно очевидно. — Начальные выводы всегда очевидны, — колко возразил он. Я не стал спорить. Казалось, он всерьез увлекся, и я не хотел ему мешать. — Следующий вывод: говорящий не спортсмен и вообще не любит гулять. — Обьясни, пожалуйста, — попросил я. — Это опять те же слова "да еще", — начал он. — Говорящий указывает, что не шутка не просто отшагать девять миль под дождем, а именно отшагать эти девять миль — не шутка. Не сказать, однако, чтобы девять миль были таким уж громадным расстоянием: играя в гольф, за восемнадцать лунок легко проходишь половину этой дистанции. А гольф — игра пожилых людей, — добавил он лукаво, намекая на МОЕ увлечение гольфом. — Ну хорошо, это годится в обычной ситуации, — сказал я. — Но ведь обстоятельства бывают разные. Говорящий мог быть солдатом на марше в джунглях, и в этом случае девять миль — долгий путь, дождь там, или не дождь. — Разумеется, — саркастически отозвался Ник. — Он может быть и одноногим. Или даже аспирантом, пишущим диссертацию на тему юмора и начинающим с перечисления несмешных анекдотов. Знаешь, мне придется предположить кое-что заранее. — Что ты имеешь в виду? — подозрительно спросил я. — Не забывай, я беру предложение in vacuo, то есть в том виде, как оно есть. Я не знаю ни того, кто это сказал, ни ситуации, в которой это было сказано. Высказывание не может существовать само по себе, оно всегда опирается на определенные обстоятельства. — Понятно. Что же ты хочешь предположить заранее? — Хотя бы то, что говорящий имел в виду прогулку, которую он совершил на самом деле, и что это не было сделано на спор и не являлось, скажем, спортивным соревнованием. — Звучит разумно, — согласился я. — Я так же хочу принять за факт, что это произошло здесь. — Ты хочешь сказать — здесь, в Файфилде? — Не обязательно. Я имею в виду, в нашем округе. — А-а, понятно. — Ну а если ты не возражаешь против всего этого, ты должен согласиться, что говорящий не спортсмен и гулять не любит. — Ну хорошо, продолжай. — В таком случае моим следующим выводом будет, что он шел или поздно ночью, или рано утром, скажем, между полуночью и пятью часами утра. — А это на чем основано? — осведомился я. — На расстоянии — девять миль. Мы находимся в прилично населенной местности. Какую дорогу ни возьми, ты отыщещь населенный пункт ближе, чем в девяти милях от соседних. Хадли в пяти милях, Хадли-фолс — в семи с половиной, Гортон — в одиннадцати, но Ист-Гортон лежит ближе, всего в восьми милях отсюда. До Гортона ходит поезд, а до остальных городков — автобусы. Здешние шоссе тоже далеко не пустынны. Так что днем ему бы не пришлось идти девять миль под дождем, но ночью автобусы и местные поезда не ходят, и далеко не всякий посадит на шоссе в машину незнакомого человека. — А может, он не хотел быть замеченным, — возразил я. Ник с сожалением посмотрел на меня. — Ты думаешь, тащиться по шоссе означает привлекать внимания меньше, чем спокойно ехать в общественном транспорте, где каждый уткнулся в свою газету? — Хорошо, я не настаиваю, — сказал я с раздражением. — Тогда пойдем дальше: он шел скорее в город, чем из города. Я кивнул. — Похоже на правду. Если бы он был в городе, он бы нашел способ доехать. Ты это имеешь в виду? — Частично, — согласился Ник. — но этот вывод базируется также на расстоянии. Не забывай, что сказано было "девять миль", а девять — точное число. — Боюсь, я не вполне понимаю. На лице Ника опять появилось учительское выражение. — Предположим, ты говоришь: "Я прошел десять миль" или "проехал сто миль". Я могу считать, что ты прошел где-то от восьми до двенадцати миль, или что ты проехал от девяноста до ста десяти миль. Другими словами, десять и сто — круглые числа. Может ты прошел точно десять миль, а может около десяти. Но когда ты говоришь, что отшагал девять миль, я имею полное право считать, что ты имеешь в виду точное расстояние. Далее, мы гораздо чаще знаем расстояние откуда-то до города, чем от города докуда-то. Спроси горожанина, далеко ли живет мистер Браун, и, если он знает, он скажет: "Мили три-четыре". Но спроси фермера Брауна, как далеко от города он живет, и он ответит: "Три и шесть десятых мили — сколько раз на одометре замечал!" — Это слишком натянуто, Ник, — сказал я. — Но в совокупности с твоим собственным заявлением, что из города он бы нашел способ доехать… — Да, это меняет дело, — согласился я. — Принято. Что-нибудь еще? — О, я только начал, — хвастливо заявил он. — Моим следующим выводом будет, что он направлялся в определенное место и должен был прийти туда в определенное время. Он шел не просто так, и не нуждался в помощи из-за поломки машины, внезапных родов жены, или кражи со взломом. — Ой, прекрати пожалуйста, — запротестовал я. — Машины ломаются на каждом шагу, а расстояние он мог вычислить по тому же одометру. Ник покачал головой. — Чем идти девять миль под дождем, он скорее лег бы спать на заднем сиденье или хотя бы проголосовал едущим мимо машинам. Девять миль, не забывай. Сколько времени, как минимум, он, по-твоему, шел? — Часа четыре, — предположил я. Он кивнул. — Никак не меньше, учитывая дождь. Мы оба согласны, что это происходило либо поздней ночью, либо рано утром. Скажем, машина сломалась в час ночи. Он пришел бы в пять утра, то есть на рассвете. В это время на дороге полно машин, начинают ходить автобусы. Фактически, первый автобус до Файфилда прибывает в пять тридцать. К тому же, если бы ему нужна была срочная помощь, его путь завершился бы у первого телефона. Нет, у него была назначена встреча, в городе, причем до пяти утра. — Но неужели он не мог приехать пораньше и подождать? — спросил я. — Сесть в последний автобус, доехать в час ночи до места и подождать. Вместо этого он идет девять миль под дождем, а ты говоришь, что он не спортсмен. Мы дошли до здания муниципалитета, где находилась моя контора. К этому времени наши споры по дороге от "Голубой луны" обычно завершались. Но я увлекся рассуждениями Ника и предложил ему подняться на несколько минут ко мне. Когда мы сели, я сказал: — Так как насчет того, что он мог приехать заранее и подождать? — Мог, но ведь он не сделал этого, — отпарировал Ник. — И поскольку он сделал так, а не иначе, следует предположить, что он был или чем-либо задержан, и не успел на последний автобус, либо он был вынужден сидеть и ждать сигнала, телефонного звонка, например. — В таком случае, по тебе получается, что у него была назначена встреча где-то между полуночью и половиной шестого? — Даже больше того. Не забывай, он шел четыре часа. Последний автобус уходит в двенадцать тридцать. Если бы он опоздал на него и пошел бы пешком, он не дошел бы раньше половины пятого. С другой стороны, если бы он поехал первым автобусом, он был бы на месте примерно в половине шестого. Это означает, что встреча была назначена где-то между половиной пятого и половиной шестого. — Ты хочешь сказать, что если бы встреча была назначена раньше, чем в половине пятого, он воспользовался бы последним автобусом, а если позднее, чем в пол-шестого, он поехал бы первым? — Вот именно. И еще: если он ждал звонка, то не позднее, чем в час ночи. — Да, конечно, — отозвался я. — Если встреча была назначена примерно на пять часов, да идти четыре часа, то он должен был выйти не позднее, чем в час. Он задумчиво кивнул, не отвечая. Повинуясь какому-то странному чувству, я не стал прерывать ход его мыслей. Я прошел к висевшей на стене крупномасштабной карте округа и стал ее изучать. — Ты прав, Ник, — бросил я через плечо, — в любом направлении от Файфилда можно найти населенный пункт меньше, чем в девяти милях. Файфилд находится прямо в центре скопления небольших городков. Он подошел к карте. — Это совсем не обязательно должен быть Файфилд, — задумчиво сказал он. Может быть и другой город. Как насчет Хадли? — Но почему Хадли? Что может понадобиться кому бы то ни было там в пять утра? — Примерно в это время скорый поезд "Вашингтонская стрела" набирает там воду, — все так же задумчиво произнес он. — Да, правда, — подтвердил я. — Я много раз слышал этот поезд, когда не мог заснуть. Я слышу, как он прибывает, а через несколько минут часы на методисткой церкви бьют пять. Я подошел к столу и достал расписание. "Стрела" отходит из Вашингтона в 12.47 ночи и прибывает в Бостон в восемь утра. Ник продолжал измерять карандашом расстояния на карте. Точно в девяти милях от Хадли находится отель "У дороги", — объявил он. — "У дороги", — повторил я. — Но ведь это ломает всю теорию. Достать машину в отеле так же легко, как и в городе. Он покачал головой. Стоянка машин запирается, и, чтобы выехать, надо звать служащего. А служащий непременно запомнит всякого, кто поедет в такое необычное время. Заведение это старомодное. Он мог ждать в своем номере звонка из Вашингтона с сообщением, что кто-то находится на «Стреле», скажем, номер вагона и места. А затем он мог просто незаметно выйти из отеля и пойти в Хадли. Я уставился на него, пораженный тем, что услышал. — Проникнуть в поезд, пока он набирает воду, совсем нетрудно, и, если он знал номер вагона и места… — Ник, — прервал я зловеще. — Как окружной прокурор, выступающий за программу экономии средств, я намереваюсь выбросить на ветер толику денег налогоплательщиков и позвонить в Бостон по междугородному телефону. Это нелепость, это абсурд, но я это сделаю! Его маленькие голубые глазки загорелись, и он облизнул губы. — Давай, — сказал он нетерпеливо. Я опустил трубку на рычаг. — Ник, — сказал я. — Это, наверное, самое невероятное совпадение в уголовной хронике: прошлой ночью в поезде, отходящем из Вашингтона в 12.47 ночи, был найден убитый человек! Он был мертв около трех часов, что точно определяет Хадли, как место убийства. — Я догадывался, что будет что-нибудь в этом роде, — кивнул Ник. — Но вот насчет совпадения ты не прав. Это не может быть совпадением. Откуда ты взял эту фразу? — Пришла ко мне в голову, и все. — Да быть этого не может! Это предложение не из тех, что приходят в голову. Если бы ты преподавал язык столько, сколько это делаю я, ты бы знал, что когда ты просишь кого-нибудь сочинить предложение из десяти слов, то человек берет обычное утверждение, типа "я люблю молоко" и добавляет к этому "потому что это полезно для моего здоровья". А твое предложение ситуационно, оно взято из жизни . — Но говорят же тебе, откуда бы я его взял? Я все утро ни с кем не разговаривал, вот только с тобой в «Луне» посидел. — Тебя со мной не было, когда я расплачивался, — немедленно сказал он. — Может, ты кого-нибудь встретил, пока ждал меня на улице? Я покачал головой. — Да я и минуты тебя не прождал! Пока ты копался с деньгами, к кассе еще двое подошло, один меня толкнул, и я подумал, что лучше подожду снаружи… — Ты когда-нибудь их раньше видел? — Кого? — Этих двоих, которые вошли, — пояснил он с ноткой раздражения в голосе. — Да нет, я их не знаю. — Они разговаривали между собой? — Кажется, да. Да, разговаривали. Довольно увлеченно, я бы сказал, а то заметили бы, что я у них на пути стою. — А ведь в "Голубой луне" довольно постоянная клиентура, — заметил он. — Ты думаешь, это они? — возбужденно спросил я. — Вообще-то, я их запомнил, опознать сумею. Глаза Ника сузились. — Очень возможно. Ведь их и было двое: один — чтобы следить за жертвой в Вашингтоне и выяснить номер его места, а другой — ждать здесь и сделать дело. Тот, кто был в Вашингтоне мог приехать сюда потом. Делить добычу, если задумано было ограбление, или же платить за работу. Я бросился к телефону. — Мы ушли оттуда меньше, чем полчаса назад, — продолжал Ник, — а они только входили, да и обслуживают в "Голубой луне" медленно. Тот, который шел до Хадли, непременно проголодался, а второй, наверное, всю ночь вел машину от Вашингтона. — Как только произведете арест, сообщите мне немедленно, — сказал я в телефон и повесил трубку. Пока мы ждали, никто из нас не проронил ни слова. Мы расхаживали по комнате, обходя один другого, словно совершили что-то постыдное. Наконец, телефон зазвонил. Я поднял трубку и стал слушать. Затем я сказал «хорошо» и повернулся к Нику. — Один из них хотел сбежать через кухню, но Уинн оставил там пост, и они его взяли. — Кажется, это все доказывает, — сказал Ник с замороженной улыбкой. Я согласно кивнул. — Боже мой, — воскликнул он, взглянув на часы. — Я-то хотел пораньше на работу прийти, а тут только время с тобой зря теряю! — Ах да, Ник, — окликнул я его уже от двери. — А что ты, собственно, намеревался доказать? — Что выводы могут быть логичными, оставаясь при этом ложными, — машинально ответил он. — Ну-ну. — Над чем это ты смеешься? — огрызнулся он. И вдруг расхохотался тоже.