Они уже прошли полдеревни и приблизились к площади. Кто-то вдруг спросил из ближайшего дома:

– Все спокойно?

Человека она не видела. Он стоял за деревьями и изгородью. Но по ноткам голоса поняла, что это один из солдат. Должно быть, десятник, подумала она, или даже лейтенант?

– Все спокойно, – ответил учитель Акинобу и помахал ему.

– Это ты, Каэно? – удивился человек.

– Я… я… – спокойно ответил учитель Акинобу и пошел на голос.

– Эка тебя заморозило? Ты что, в болото упал?

Прошло несколько мгновений тревожного ожидания, но она ничего не услышала и не увидела. Натабура сделал знак, и они поспешили дальше, и только тогда их догнал учитель Акинобу и пристроился за Юкой.

– Все хорошо, дочка, все хорошо… – шепнул он ей, забрал Афра и направился к Натабуре.

Открылась площадь. Пленные стояли по другую ее сторону, но из-за снегопада их не было видно, только слышались глухие удары и стоны – человек с бамбуковой палкой в очередной раз ставил кого-то на колени.

Вдруг все пропали. Язаки, за которым шла Юка, сунулся куда-то в бок и растаял в снежной пелене. Юка сбросила заплечные носилки, каса, которая не годилась для боя, и, выхватив волшебный мидзукара, который некогда принадлежал Богу Ван Чжи, отступила за ближайшее дерево и приготовилась ждать. Мидзукара точно так же хорош, как кусанаги у Натабуры, подумала Юка, легкий, острый и надежный. Сердце тревожно забилось, в коленях появилась предательская слабость. Но Юка не боялась. Все было заранее, сотни раз оговорено: вместе с Язаки они прикрывают тыл, а по мере развития событий наравне со всеми участвуют в схватке. На острие атаки – учитель Акинобу, Натабура и изредка – как сейчас – Афра, но обычно он оставался с ней.

Неожиданно раздался душераздирающий визг. Афра рвал местных собак. Вначале они приняли его за своего, потом, когда уже стало поздно, сообразили, что это медвежий тэнгу, и кинулись в разные стороны, стараясь побыстрее, а главное, подальше унести ноги, ибо, как известно, крылатые медвежьи тэнгу является проводником для всех ину в мир хонки. Местные собаки не хотели умирать. Они предпочти молча разбежаться. На поле битвы остались лишь три собачьих трупа. Одна из собак долго выла где-то на окраине деревни.

Все смолкло, и снова наступила тишина. Жители деревни даже не проснулись. Правда, кто-то из них, открыв окно, крикнул:

– Я вам!!!

Этим и ограничилось.

Снег как ни в чем не бывало продолжал тихо падать, и в его тихой, сонной размеренности крылось что-то от коварства природы, от ее равнодушия к человеку. По крайней мере, так показалось Юке. Нечто неизменное. Сущее. Неделимое. Единое и целостное, подумала она. Все равно здорово! Она вздохнула с облегчением – все прошло на редкость удачно. Теперь Натабура с учителем Акинобу перебью солдат, и все решится само собой, как решалось до этого и будет решаться впредь.

Однако позади вдруг раздались торопливые шаги. По тропинке кто-то бежал, всем весом налегая на пятки. Так передвигались только тяжело вооруженные солдаты. Юка приготовилась. Она взялась за рукоять обеими руками и замерла. Из снежной пелены выскочил человек в дорогой накидке дзимбаори[115], и Юка сообразила, что это не просто асигару, а лейтенант или даже капитан. Если бы она не сосредоточилась на ударе, а разглядела страшную маску «тигра» и шлем с тремя гребнями и тремя же эмблемами мон, у нее ничего не получилось бы. К тому же она сообразила, что под дзимбаори хорошие доспехи и определить, куда вернее ударить, трудно, поэтому ударила так, чтобы просто свалить человека. Удар пришелся по коленям, хотя била она из неудобного положения – слева направо, по восходящей дуге. И по тому, как рухнул человек, поняла, что на некоторое время он исключен из схватки. Второй был одет попроще, в руках у него хищно поблескивала нагината, но он совершенно не ожидал увидеть перед собой женщину с мечом. Пауза, которую он подарил Юке, стоила ему жизни. Пронзенный в горло, он упал, захлебываясь кровью. А вот с третьим Юке пришлось повозиться. Асигару оказался маленьким, юрким, усатым и недоверчивым. И хотя она сказала, что кто-то там лежит, пьяный, что ли? – он предпочел броситься назад, и если бы Юка не догнала его, поднял бы тревогу на всю деревню. Он даже закричал, но страх сковал его горло, крик больше походил на хрип, человек умер не от меча, а от собственного страха. Юка в изумлении постояла над ним в течение полукокой, затем спохватилась и побежала назад.

В этот момент воин в дзимбаори пришел в себя. Он даже успел подняться, хотя сделал это с большим трудом. Ноги его не слушались и разъезжались в снегу. Его водило из стороны в сторону. Из-под маски текла кровь, впитываясь в снег длинными полосами. Язаки, который прятался справа от тропинки, доказал самому себе, что недаром завладел в качестве трофея тяжелым китайским мечом. Он опустил его на шею человека в доспехах, и лужа горячей крови растеклась в радиусе трех кэн.

Подбежала Юка, и Язаки очень удивленно сказал:

– Вот… – и оторопело показал на обезглавленный труп.

Отрубить голову самураю в полном вооружении можно было разве только при очень большом везении, потому что шею закрывали шейное кольцо и широкий воротник шлема. Вот он, догадался Язаки, вот он – каба-хабукадзё – Черный Знак Ада! Не ожидал я, не ожидал. Он словно проснулся от своих горестных мыслей, даже приосанился и преисполнился гордости. Не отдам, подумал он, не отдам каба-хабукадзё! Теперь мне никто не указ. Теперь я докажу, что тоже могу быть буси, то есть самураем, хотя мне больше нравится слово дзидай – так в моей стране Чу называли воинов.