Остались лишь Робб и малыш Рикон, но Робб стал другим.

Он превратился в лорда Робба или, во всяком случае, все время пытался сделать это. На боку его висел настоящий меч; брат никогда более не улыбался. Дни его уходили на занятия с войском и тренировки во владении мечом; Робб звенел сталью во дворе, а Бран уныло следил за ним из окна. Вечерами Робб запирался с мейстером Лювином, разговаривал с ним или занимался книгами. Иногда он выезжал с Халлисом Молленом и отсутствовал целыми днями, находясь в поездке по далеким крепостям. Когда его не было больше дня, Рикон начинал плакать и спрашивать Брана, вернется ли наконец Робб. Но когда он возвращался домой в Винтерфелл, у лорда Робба находилось больше времени для Халлиса Моллена и Теона Грейджоя, чем для своих братьев.

– Я могу рассказать тебе о Брандоне-строителе, – сказала старая Нэн. – Ты всегда любил эту повесть.

Тысячи и тысячи лет назад Брандон-строитель соорудил Винтерфелл и – как говорили некоторые – Стену. Бран знал всю повесть, но она никогда не была его любимой. Наверное, ее любил кто-нибудь из других Брандонов. Иногда Нэн говорила с ним так, словно он был тем Брандоном, младенцем, которого она воспитывала столько дет назад, а иногда путала с дядей Брандоном, убитым Безумным королем еще до рождения Брана. Нэн прожила столько лет, сказала ему однажды мать, что все Брандоны Старки смешались в ее голове в одно лицо.

– Я не люблю эту повесть, – сказал он. – Я люблю страшные. – Услыхав какое-то движение снаружи, Бран повернулся к окну. Рикон бежал по двору к сторожевой башне, волки следовали за ним. Но окно его смотрело не в ту сторону, и Бран не видел, что происходит внизу. С разочарованием он ударил кулаком по ноге и не ощутил ничего.

– О мое сладкое летнее дитя, – негромко проговорила старая Нэн. – Что ты знаешь о страхе? Страх бывает зимой, мой маленький лорд, когда снег заносит стены на сотню футов, а ледяной ветер с воем вырывается с севера. Страшно бывает долгими ночами, когда солнце прячет свой лик на годы и годы, и маленькие дети рождаются, живут и умирают во тьме, а лютоволки тощают и голодают, и Белые Ходоки расхаживают по лесам.

– Ты хочешь сказать, Иные? – спросил Бран.

– Иные, – согласилась старая Нэн. – Тысячи и тысячи лет назад пришла зима, холодная, жестокая, бесконечная, какой не помнили люди. А потом пришла ночь, затянувшаяся на целое поколение; короли тряслись от холода и умирали в своих замках, как простые свинопасы в хижинах. Женщины душили детей, чтобы не видеть, как они умирают, плакали и ощущали, как слезы замерзают на их щеках. – Голос ее умолк, спицы тоже. Нэн поглядела на Брана выцветшими мутными глазами и спросила: – Итак, дитя, ты хочешь услышать именно такую повесть?

– Ну, – нерешительно отвечал Бран. – Да, только…

Старая Нэн кивнула, и спицы зацокали.

– В этой тьме впервые появились Иные. Холодные мертвые твари, они ненавидели железо, огонь и солнечные лучи… любое создание, в жилах которого течет живая кровь. Они опустошали крепости, города и королевства, убивали героев, за их бледными конями оставались разбитые армии. Мечи мужчин не могли остановить их, даже девы и младенцы не вызывали у них жалости.

Они гнали дев по замерзшим лесам и кормили своих мертвых слуг плотью детей человека.

Голос Нэн сделался очень тихим, она уже почти шептала, и Бран невольно пригнулся вперед, чтобы слышать.

– Это было во дни перед приходом андалов, задолго до бегства женщин через Узкое море из городов Рейна; сотней королевств тех времен правили Первые Люди, отобравшие эти земли у Детей Леса. Но там и здесь в обширных лесах, в деревянных городах и полых холмах жили последние Дети Леса, и лики на деревьях несли стражу. Холод и смерть полнили землю, и последний герой решил отыскать Детей, в надежде на то, что их древняя магия поможет отвоевать то, что потеряли армии мужей. Он отправился в мертвую землю с мечом в руке, взяв с собой пса и дюжину спутников. Он искал много лет и уже начал терять надежду, не умея отыскать Детей в их тайных городах посреди леса. Один за другим умирали его друзья, пал его конь, наконец сдохла даже собака, а меч промерз настолько, что клинок его переломился, когда он попытался воспользоваться им. Тогда Иные почуяли запах его горячей крови и безмолвно отправились в погоню, выслав по его следу стаи бледных пауков ростом с пса.

Дверь отворилась, сердце Брана подпрыгнуло в груди от неожиданного испуга, но это был лишь мейстер Лювин, позади него на лестнице маячил Ходор.

– Ходор! – пробурчал конюх, как было в его обычае, и широко улыбнулся. Мейстер Лювин не улыбался.

– У нас гости, – объявил он. – Бран, твое присутствие необходимо.

– А я как раз слушаю повесть, – пожаловался Бран.

– Сказки подождут, мой маленький лорд; как только ты вернешься сюда, я продолжу, – сказала старая Нэн, – Гости не столь терпеливы, иногда они прибывают с собственными рассказами.

– А кто приехал? – спросил Бран у мейстера Лювииа.

– Тирион Ланнистер, с ним люди Ночного Дозора со словом от твоего брата Джона. Сейчас с ними Робб. Ходор, поможешь ли ты Брану спуститься в зал?

– Ходор! – с радостью согласился конюх. Он пригнул огромную лохматую голову, чтобы пройти в дверь. В Ходоре было почти семь футов роста; трудно было поверить, что в жилах его течет та же самая кровь, что у старухи Нэн. Бран подумал: неужели и этот человек съежится, как и его прапрабабушка, когда станет старым? Впрочем, едва ли… проживи этот великан хоть тысячу лет.