В Москве продавались горы и груды ноутбуков. От 45 до 100 тысяч. Умели они все тоже что и ИРА, отличаясь в основном отделкой корпуса, кнопочками и названиями фирм. Да — у особо дорогих моделек железо было в разы мощнее. Вот только зачем все это. В программах для работы прирост скорости незаметен. Офис летает что на ИРЕ, что на ЗИНЕ. Автокад и Корел — тоже. (На ЗИНЕ нужно поискать версии написанные для неё).

Да, были и интересные идеи — например сверхмалые ноутбуки. Обязательно куплю себе такой — как кто нибудь, из сладкой парочки, моих ноутов, сдохнет. Или просто куплю, отправив ЗИНУ на заслуженный покой. Но врятли — зачем менять то что и так идеально работает?

Посмотрел на часы — времени почти не оставалось. Я поспешил на станцию метро. Доехал без приключений — разве что чуть не проехал станцию — зачитался.

Я взял с собой 2 машинки для чтения ПАЛЬМУ и ТУНГУСА. (что в общем то тоже пальма, то есть наладонный компьютер фирмы палм но должен же я их как то в уме отличать.) Читал я в метро с ТУНГУСА — то есть тунгстена, с экранчиком 320 на 320 точек. Идеальное устройство для города. На природе капризничает — каждые четыре часа просится на розетку, и при ярком свете на экране не фига не видно. Тогда в бой вступает ветеран — пошарпанная и побитая временем ПАЛЬМА. Экран у нее как у старинных часов — темно серые буквы на сером фоне, и всего 160 на 160 точек.

Зато батареек хватает на пару недель, и читать можно хоть на пляже. Подсветки хватает на 12 часов (для чтения в палатке и вагоне). Такая вот разностороння парочка.

На вокзале купил «Если» — причем не с первой попытки — киоскеры искали неохотно. Тут меня явно поразил бог дурости — я купил колбасу в нарезку. За 16 рублей. Хуже я ни ел ничего. Более того — на 16 рублей мне дали 40 грамм колбаски.

Вскоре объявили мой поезд. Я растолкал вещи и сел — не на свое место (я опять был сверху), и спокойно поел краковской колбаски.

Попутчиками оказались вполне приличные люди — я немного перед сном почитал ЕСЛИ, смеясь в голос над повестью Лукина, почитал путь в Сарантий, потом как-то незаметно уснул. Проснулся от грохота. Так и есть — по поезду ходили пограничники и сверяли морды с паспортами.

Только что проснувшись, опухший от выпитой воды и небритый я показался пограничнику не похожим на фотографию себя же четырехлетней давности. Он не нашел ничего более умного как спросить — а это вы на фото?

Никогда не спорьте с пограничниками. Себе дороже. Поэтому я скривившись засунул поглубже уже рвущийся на волю ответ: «Нет, это фотография моей покойной бабушки», и сказал правду: Волосы отросли, бороду сбрил.

Потом притащились укротаможенники. Эти порывались пошмонать по сумкам. Но больше пугали. Выглядело это так — а что у вас в сумочке? А если посмотрим?

Но не смотрели. Я сказал что запрещенных товаров не везу — и мне поверили. Я заполнил с жуткими ошибками какой то странный талончик (в ритуальных целях — так как талончик вышел абсолютно нечитаемым — хуже почерка меня не выспавшегося, в шатком поезде, на мягкой подкладке может быть только почерк среднего врача у себя на работе.)

Таможенник оторвал половинку талончика — и ушел. Я наконец уснул, размышляя какую пользу принесет этот малюсенький клочок бумаги молодой украинской демократии. Ведь им даже не подотрешься……

Близилось утро.

Первым делом я выглянул в окно. Из школьного курса географии я помню, что Гренландия — это на самом деле не название, а характеристика: Зеленый остров. Если бы я был первооткрывателем Украины, я тоже назвал бы её Зеленой страной.

Если я лег спать в ранней весной, то проснулся в конце мая. Зеленые кусты и холмы, весенние солнце создавали впечатление начала лета в Перми. Отлично — именно за этим я и ехал на Украину. Постепенно проснулись и мои попутчики — толстяк ювелир (а также содержатель гостиницы на три номера, в одном из которых я сейчас пишу эти строки), и безымянная фотохудожница, торгующая своими снимками на набережной в Коктебеле.

Художница увлеченно читала книжку серии ЖЗЛ о Максе Волошине. Я, конечно, знаю, что был такой поэт, но для Коктебеля он как Александр Сергеевич (фамилию называть?) для России.

Ихнее все. Причем заслуженно — поселок, если называть вещи своими именами — ничем кроме Волошина от других поселочков не отличается. Да, красив. Но море, оно и в Лисьей бухте море. В общем, не зря они чтут Волошина, ой не зря.

Мы поболтали о творчестве Волошина — я обозвал его русским Рембо, дама судя по реакции, путает РембО и Рембо — так что разговор не получился. Замечу, что одна из фотографий в книге вышла из под пера это художницы.

Потом я сел и начал жизнерадостно высматривать весенние приметы в окно. Вскоре ко мне подсел такой же скучающий хохол, одержимый украинской национальной идеей. Для тех кто не в курсе — хохлы тем и отличаются от украинцев, что постоянно хотят немного самоутвердиться. Победа на выборах американского ставленника Ющенко грела ему душу. Но главное удовольствие — подразнить русского своей славной победой (Благо находящаяся в розыске воровка — а по совместительству премьер министр незалежной Украины только что выиграла еще одну битву с Россией — потребовала у русских компаний снизить цену на бензин. И добилась своего.) В общем, патриотизм распирал хохла как икра золотую рыбку.