Шрифт:
Он выразил свое просветление в следующем стихотворении:
В каждом из бесчисленных миров безмятежно сияет ясный свет;Я пребываю во всех живых существах, в мудрых и глупых.Если ни одна мысль [172] не возникает, реальность проявлена;Если шесть органов [173] активны,облака отделяют нас от истины. Мы отказываемся от страстей,но наша духовная болезнь продолжается;Мы собираемся постичь Вечную Истину,но и здесь ошибаемся.Пребывание в мирене затрагивает нашу подлинную личность;Нирвана и самсара —всего лишь цветы в сознании. [174]172
О добре и зле.
173
Пять органов чувств и интеллект.
174
Иллюзии.
Первые четыре строки относительны и выражают здравый смысл. Последние четыре строки парадоксальны и выражают истину.
Однажды монах задал вопрос о стихотворении, которое начинается словами «В каждом из бесчисленных миров…», но не успел он закончить первую строку, как Уммон перебил его:
— Разве это не слова Тёсэцу Сюсая?
— Да, это его слова, — ответил монах.
— Ты оговорился, — сказал Уммон.
Впоследствии Сисин рассказал эту историю и спросил:
— Скажите мне, как монах оговорился?
Эта оговорка составляет суть данного случая. Дзимбо считает этот случай банальным, а остальные исследователи, кажется, сошлись во мнении, что Христос не должен был цитировать Ветхий Завет, а Конфуций — Книгу Песней. Если монах и совершил ошибку, то не в том, что пытался продекламировать наизусть стихотворение, а в том, что вообще родился. Уммон, подобно многим (но не всем) умным людям, был очень нетерпелив и перебил монаха, возможно, очень грубо. Так, как Уммон поступил с монахом, следует поступать с девяносто девятью процентами людей в церквах и храмах. Пусть идут в бильярдные и дансинг-холлы, где никто их не будет перебивать.
Эмерсон говорит, что использовать слова другого человека так же трудно, как изобретать свои собственные. Великая ошибка людей в том, что они любят выставляться. Монах хотел похвастать своим просветлением, а на самом деле показал обратное. Слова составляют человека, и хотя весь язык построен по принципу подражания, каждое слово, которое мы говорим, следует изобрести снова. Имея в виду Уммона, а не монаха, Торо говорит:
Слова некоторых людей, брошенные с силой, пристают к нам, как репей.
Если в этом эпизоде ты постиг безупречный метод Уммона и знаешь, в каком месте монах оговорился, ты можешь учить людей и богов, но если ты все еще не выяснил суть этого вопроса, ты не можешь спасти даже себя самого.
Учитель — это опустошенный человек. Он никогда не говорит на жаргоне, его не интересуют «события в мире», ему чуждо желание и нежелание, приобретения и потери (его собственные и других людей). Чему он учит? Он передает людям свою опустошенность. Он опустошает других, руководствуясь глупой надеждой на то, что
Когда полубоги уйдут,Боги придут.Но спасать вначале себя, а затем других означает уподобляться человеку, который учится играть сонату ми мажор без диезов и дописывает в партитуру диезы только тогда, когда уже умеет играть ее без ошибок. Спасать других означает спасать себя; спасать себя означает спасать других — и не в тайном, трансцендентном, мистическом смысле, который подразумевает понимание «я есть ты», но потому, что учить, значит учиться, а учиться — учить.
Считается, что «быстрый поток» относится к внезапности, с которой Уммон перебил монаха, цитировавшего стихотворение. Слова «жадно проглотил наживку» относятся к желанию монаха быть просветленным, которое, оказавшись слишком сильным, не достигло цели. В поисках просветления важно то, что Басё в поздние годы называл каруми — или легкость, едва заметная ирония, намек на улыбку. Любовь без чувства юмора, как показал нам Шекспир, начинается и заканчивается трагедией. Но дзэн без чувства юмора — вот что действительно воняет!
Случай XL. ИСАН И КУВШИН ДЛЯ ВОДЫ
Хякудзе, прославившийся своим принципом «День без работы — день без еды» уже появлялся в случае II. Когда Исан (771–819) родился, Хякудзё было пятьдесят два. Когда Хякудзё умер в возрасте девяносто шести, Исану было сорок четыре.
Однажды Исан был в комнате Хякудзё и тот спросил у него:
— Кто ты?
— Рэйю, — ответил Исан. [175]
— Повороши кочергой пепел в камине и скажи, остались ли там непогасшие угольки, — сказал Хякудзё.
Рэйю сделал, как было сказано, и ответил:
— В камине не осталось непогасших угольков. Тогда Хякудзё встал, помешал кочергой пепел и нашел маленький светящийся уголек. Он поднял его и показал Рэйю со словами:
— Разве этот уже погас?
Рэйю был внезапно просветлен. Он низко поклонился мастеру и поведал ему о своем (новом) понимании вещей.
175
Который стал Исаном лишь впоследствии, когда поселился на одноименной горе.