— Зря я, конечно, даже и сказал. — Адан направляется к двери. — До свидания, отец Хуан. Спасибо.

— Измени свою жизнь, Адан.

— Слишком поздно.

— Если б ты и вправду считал так, ты бы не пришел ко мне.

Парада провожает Адана, в маленьком коридоре стоит женщина с небольшой дорожной сумкой через плечо.

— Мне пора идти, — говорит Нора Параде. Оглянувшись на Адана, она улыбается.

— Нора Хейден, — знакомит их Парада. — Адан Баррера.

— Mucho gusto (Очень приятно), — говорит Адан.

— Mucho gusto. — Нора поворачивается к Параде. — Приеду опять через пару недель.

— Буду ждать.

Она направляется к двери.

— Я тоже ухожу, — говорит Адан. — Разрешите помочь вам? Давайте вашу сумку. Вам нужно такси?

— Вы очень любезны.

Нора целует Параду в щеку:

— Adios.

— Buen viaje. (Доброго пути.)

На zokalo Нора замечает:

— Эта улыбка на вашем лице...

— А на моем лице улыбка?

— ...совершенно неуместна.

— Вы меня не так поняли. Я люблю и уважаю этого человека. Если он найдет хоть капельку счастья в этом мире, я никогда не стану осуждать его.

— Мы всего лишь друзья.

— Как скажете.

— Мы действительно друзья.

— Вон там, — Адан показывает через площадь, — есть хорошее кафе. Я как раз хотел позавтракать, но терпеть не могу есть в одиночестве. У вас есть время и желание присоединиться ко мне?

— Я еще не завтракала.

— Тогда пойдемте, — приглашает Адан. Уже пересекая площадь, он говорит: — Простите, мне нужно позвонить.

— Пожалуйста.

Адан достает мобильник и набирает номер Глории.

— Hola, sonrisa de mi alma, — говорит он, когда дочка отвечает. Она действительно улыбка его души. Ее голосок — это его заря и сумерки. — Как ты сегодня утром?

— Хорошо, папа. А ты где?

— В Гвадалахаре. У Тио.

— Как он?

— Он тоже хорошо. — Адан оглядывает площадь, кишащую уличными торговцами. — Ensancho de mi corazon, утешение моего сердца, тут продаются певчие птички. Привезти тебе?

— А какие они поют песни, папа?

— Не знаю. Наверное, это ты должна научить их песням. Ты знаешь какие-нибудь?

— Папа. — Она смеется в восторге, понимая, что ее дразнят. — Я же пою тебе все время!

— Я знаю, знаю.

Твои песни надрывают мне сердце.

— Пожалуйста, пап, — просит девочка, — привези. Мне так хочется птичку.

— Какого цвета?

— Желтенькую.

— Мне кажется, да, я вижу желтенькую.

— Или зелененькую, — добавляет девочка. — Сам выбери. Папа, когда ты приедешь?

— Завтра вечером. Мне еще нужно повидать тио Гуэро, а потом я вернусь домой.

— Я скучаю по тебе.

— Я тоже по тебе скучаю, — говорит Адан. — Я позвоню тебе вечером.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Он убирает трубку.

— Ваша подружка? — интересуется Нора.

— Это любовь всей моей жизни, — отвечает Адан. — Моя дочка.

— А-а.

Они выбирают столик на улице. Адан выдвигает для нее стул, садится сам. Он смотрит через стол в изумительные синие глаза. Она взгляда не отводит, не смаргивает и не краснеет.

— А ваша жена? — спрашивает Нора.

— А что с ней?

— Вот про это я и хотела спросить.

Дверь трещит под ударами металла, дерево разлетается в щепки.

Pito [92] Анхеля выскакивает из девушки, когда он оборачивается и видит federales, ворвавшихся в дверь.

Арту кажется чуть ли не смешным, как Тио шаркает в гротескной имитации бега, путаясь в спущенных на щиколотки штанах, капельница на колесиках поспешает следом, будто надоедливый слуга: Тио пытается добраться до оружия, сложенного в углу. Капельница с шумом опрокидывается, игла выскакивает из вены, и Тио сваливается прямо на оружие, хватает ручную гранату и начинает возиться с чекой, но тут его хватает federale и выдергивает гранату из его руки.

На кухонном столе еще возлежит пухлая белая задница, точно огромная гора теста. Раздается звонкий шлепок — Рамос, подойдя, шлепает по ней прикладом своей винтовки.

Девушка негодующе вопит:

— Ой!

— Нужно было тебе самой готовить завтраки! Ты, ленивая распустеха!

Схватив ее за волосы, Рамос поднимает ее:

— Надевай трусы, никому не интересно любоваться на твою nalgas grandes.

Твой толстый зад.

— Я дам тебе пять миллионов долларов! — говорит Анхель federale. — Пять миллионов американских долларов, если отпустишь меня. — Тут он замечает Арта, стоящего рядом, и понимает, что пять миллионов не помогут, не спасут никакие деньги. И начинает орать: — Убей меня! Убей меня сейчас!