– Да, – сказала Лиззи, щурясь от ослепительно ярких лучей солнца. – Ты испанец?

– Нет конечно. – Джимми рассмеялся, и его черная в мелких завитках голова на какое-то время исчезла под водой. – Почему ты так решила? – спросил он, выныривая на поверхность. Лиззи невольно отметила, что завитки его волос сохранили прежнюю форму – в них лишь поблескивали капли воды.

– Можно потрогать? – спросила она и, не дожидаясь разрешения, провела ладонью по затылку Джимми. – О-о-о, – вырвалось у нее. – Я еще никогда не…

Она замолчала и отдернула руку. Ей показалось, будто от волос Джимми исходили разряды электричества.

– Чего ты испугалась? – Он схватил ее за руку и притянул к себе. Под ними была светло-голубая бездна. – Ты тоже не американка, – сказал Джимми, без тени смущения разглядывая ее. – Хоть и болтаешь на английском без акцента. Вот твоя мать – стопроцентная американка. Тоже очень красивая. – Джимми зажмурился, словно был ослеплен воспоминанием о красоте Сью. – Но ты мне нравишься больше, – неожиданно заключил он. – И мне безумно хочется тебя поцеловать. – Он тут же впился губами в ее губы, и оба мгновенно очутились под водой. Лиз барахталась, пытаясь высвободиться из цепких объятий Джимми. Когда их головы снова оказались на поверхности, он сказал как ни в чем не бывало: – Этим лучше заниматься на волнорезе. Поплыли?

Она послушно плыла за ним. Метрах в пятидесяти от берега длинные каменные руки волнорезов почти сходились вместе, защищая пляж от волн. Джимми вскарабкался на большой камень и помог выбраться из воды Лиз.

Вокруг было пустынно. Тишину нарушал лишь плеск волн о камни. Джимми крепко стиснул ладонь девушки.

– Хорошо, правда? – сказал он. – Иногда мне кажется, будто меня родили не отец с матерью, а Атлантический океан. Ты тоже его любишь?

– Да, – выдохнула Лиззи и попыталась высвободить свою руку.

– Зачем? – удивился он. – Ты моя девушка. Я тебя не отпущу. Разве тебе плохо со мной?

– Хорошо, – не колеблясь ответила та, – но я… я совсем тебя не знаю.

Он обнял ее, привлек к себе и поцеловал в губы, заставив их раскрыться. Он проник своим горячим упругим языком глубоко в ее рот и стал нежно ласкать нёбо.

Голова закружилась, и Лиз стала медленно заваливаться на горячий камень. Но прежде чем ее спина коснулась его поверхности, Джимми успел подложить свои руки, и Лиз вся очутилась в его объятьях. Она закрыла глаза, чувствуя, что сопротивляться бесполезно. Ей этого и не хотелось.

– Теперь ты меня знаешь? – прошептал Джимми, едва оторвавшись от ее губ. – Как же ты красива… Я влюбился в тебя с первого взгляда. Ты моя, слышишь?

– Да, – покорно ответила девушка и, подняв веки, посмотрела Джимми в глаза. Ей показалось, они лучатся, и их лучи проникают глубоко ей под кожу, вызывая странный жар.

Он быстро встал, не выпуская ее из своих рук, и сказал:

– Сегодня ночью приобщу тебя к серфингу. Будет полнолуние. Ты знаешь, что такое серфинг?

Она кивнула.

– Я видела, как мальчишки ныряют в волны, обхватив дощечку. Я тоже хочу научиться. Я… я должна быть такой же ловкой, как ты.

И она, вдруг ощутив робость, опустила глаза.

Джимми взял ее за запястья и поднес поочередно к своим губам ее ладошки, нежно поцеловав каждую в то место, где близко сходились линии жизни и любви.

– У тебя никогда не было приятеля? – утвердительным тоном спросил он, и когда она замотала головой, сказал серьезно и даже печально: – А ведь я мог опоздать. Но я, кажется, успел вовремя. – Он запрокинул голову и рассмеялся, обнажив белоснежные зубы. – Хвала и слава всем богам!.. Сколько тебе лет, Элиза?

– Шестнадцать, – сказал она.

– Я думал, тебе нет пятнадцати. А мне скоро двадцать четыре. Слушай, у меня перерыв кончается. Надо спешить – этот очкарик вычитает по песете за каждую минуту опоздания. Презираю очкариков. Он напоминает мне одного профессора биологии из Неаполитанского университета. Поплыли, а?

Они одновременно нырнули в воду и поплыли к берегу, держась рядом.

Оба вдруг испытали страх потерять друг друга. Но они еще не умели выразить это словами.

Тело Лиззи было в синяках и ссадинах, зато душа ликовала. Получилось!

Она бесстрашно нацеливала нос своей доски на самую высокую волну и, подхваченная ею, визжала, как настоящая дикарка. Не от страха – от восторга.

Когда Джимми стянул с нее на берегу грубую парусиновую рубаху и джинсы и увидел в свете луны эти ссадины, он готов был рвать на себе волосы. Но Лиззи сказала:

– Это мои трофеи. Я буду ими гордиться.

Она надела длинную широкую юбку.

– Хочешь, я покажу тебе свой дом? – Джимми взял девушку под руку.

– Хочу. Я еще не была в глубине острова.