– Ну, как бы там ни было, ты теперь все знаешь и будь готова ко всяким сплетням, – сказал отец, отодвигаясь от стола и показывая, что беседа завершена. – Что ты намерена сегодня делать, Джоанна?

– Я обещала Амелии Грант, что пройдусь с нею по магазинам, а потом зайдем к Гантерам.

– Хорошо, – одобрила ее планы мать. – Думаю, что тебе лучше сегодня чем-то занять себя. И потом, кто знает, может быть, Тони выпустят после разбора дела.

Джоанна кивнула и осталась сидеть за столом, уставившись в тарелку. Есть не хотелось, но очень захотелось пить, хотя она уже выпила две чашки чаю. Хорошо, что она уже вышла из того возраста, когда родители докучают своей заботой: где была? куда пошла? На сегодня она занята – уговор с подругой. Но завтра она точно будет в Ньюгейте и добьется свидания с Тони. Она должна знать, что он сам думает, должна поговорить с Тони с глазу на глаз.

Когда заключенным стали разносить убогий ужин, Джона все еще не было, и Тони понял, что ему придется ночевать в общей загородке. Пришлось потратить еще несколько шиллингов, чтобы ему принесли добавку – миску супа, и еще он попросил кружку эля. Хотя запахи вокруг были ужасными, он с удивлением обнаружил, что так и не насытился, и пожалел было, что одарил несколькими шиллингами самозваного своего покровителя. Но тут он почувствовал, как с обеих сторон его берут под локти и чья-то рука беспрепятственно исследует его сюртук. Взвыв и попытавшись вырваться, Тони увидал, что его “друг” ухватил двух воришек за воротники и столкнул их лбами.

– Мой это, – сказал он коротко. – Так что валите-ка отсюдова.

Когда те улизнули, Тони стал было нетвердым голосом благодарить его, но детина улыбнулся:

– За всё уплочено, дядя.

Позже, когда Тони пристраивался на тощеньком разбитом тюфяке, кутаясь в изъеденное молью одеяло (эта постель стоила ему дальнейших расходов), он вдруг почувствовал какое-то прикосновение к своим волосам. Чья-то рука провела по его голове, а затем нащупала ушную раковину. Тони попытался сделать вид, что спит, но не удержался и вздрогнул, когда пришелец зашептал в его ухо:

– До чего же хороши твои волосы, блестят, что новая гинея. Подвинься-ка, парень, и ты поймешь, как здорово бывает с напарником, коль на пару у тебя Джем.

Слова сами по себе могли показаться слащавыми, но тон, которым они были произнесены, звучал жестко. Тони уже приготовился вонзить свой локоть в живот наглеца, когда ощутил, что тяжесть, нависавшая над ним, куда-то пропала.

– Я тебе чего говорил, Джем? Эту ночь вот этого не трожь, слыхал? Поищи-ка другого, понял?

– Лад, Билл, лла-а-дды.

Тони вздохнул было с облегчением, но теперь уже Билл норовил подлезть к нему.

– Я очень благодарен тебе за помощь, Билл, но чего тебе понадобилось в моей кровати?

– Ну, служба моя такая. Заступаться за тя, дядя, надо? Увидят, что это – мое, кто к тебе полезет?

– А во сколько мне обойдется твое согласие поискать себе другую постель?

– Да не стану искать даже. Не надо мне постели. Но я тут лягу. Еще бы пару-другую шиллингов, и я тогда только спать стану. И больше ни-ни.

Тони полез в карман.

– Держи.

– Спасибочки.

Тони лег на самом краю матраца, рискуя свалиться, потеряв равновесие, пока Билл пристраивался рядом. Он накинул руку на Тони.

Но Тони лежал не засыпая, следя за каждым движением своего товарища. Однако тот вскоре уснул, дыхание его сделалось спокойным и ровным, а рука, лежавшая поверх тела Тони, расслабилась. Со стороны, наверное, они были похожи на детей, которые, замерзнув, прижимаются друг к другу, чтобы согреться. “По крайней мере до утра мне ничего не грозит, – думал Тони. – Боже милостивый, хоть бы Джон пришел поскорее”. И с этой мыслью он провалился в сон.

Проснувшись утром, Тони обнаружил, что Билла уже нет и что сильно болит голова: виски прямо-таки разламывались. Выспаться толком не удалось. Будили шум и шорохи тюремной ночи: то где-то дрались, то узники пытались получить удовольствие друг от друга, то какой-нибудь заключенный произносил целую речь во сне.

Нет, страшно даже подумать еще об одном таком дне. Он уселся на краю койки, закрыл лицо руками и подумал, что даже в Испании было лучше. Неужели кто-то может всерьез считать его убийцей? Будь Нед жив, он бы такого не допустил. Нед его за час вызволил бы отсюда. Да нет, если бы Нед был жив, Тони сюда и не забрали бы. Он бы лучше вернулся в палатку в Испании, чем гнить тут, в Ньюгейте. Нед был бы при титуле, и не было бы нужды строить из себя графа Эшфорда. За имение он бы не отвечал. Да и ухаживать за леди Фэрхейвен не было бы нужды.

Но стоило ему вспомнить Клодию, как в памяти сразу же всплыла первая их встреча, когда они мгновенно почувствовали симпатию друг к другу. Да нет, его тянули к ней не только ее деньги. Она очень занимала его. Вот только не любил он ее. И в этом его вина, единственное его преступление. Он знал, что она в него влюблена, и пользовался ее увлечением. Но и это не вся правда. Он был честен с собой. А кто мог поручиться, что он потом не полюбил бы ее? Со временем? Ведь Клодия, такая милая, красивая, добрая, заслуживала любви. Вместо этого ее убили.