Я с грустью вспоминал мавританскую кухню, которая совершенно выродилась, пропитавшись консервативными европейскими традициями, и делал вид, что с интересом выслушиваю Слэу.

Подали сладкое: но я отсюда видел, что сливки плохо взбиты, а для бисквита с земляничным кремом выбрана самая неподходящая мука. Усмехнувшись в душе, я взял с подноса бокал сносного шерри и вдруг услышал:

— …Решил, что лучшего эксперта, чем вы, мне не найти.

— Простите, о чем вы? Я на секунду отвлекся, — пришлось сказать мне с любезной улыбкой.

Он хихикнул и потер ладонь о ладонь.

— Я очень хорошо помню, как мы случайно встретились с вами в «Гранаде». Вашу вдохновенную речь о культуре еды, истинной и мнимой… — Слэу вкрадчиво заглянул мне в глаза.

Хотя его уровень стал мне совершенно ясен, после того как он сказал «еда», но то, что он помнил мои слова, было довольно лестно. Сам он что-то говорил тогда о химизме и механизме вкусового восприятия и тому подобную чепуху. Конечно, с колокольни его… биохимии, кажется, мир для него сведен к комбинациям органических молекул.

Я уклончиво ответил:

— Видите ли, господин Слэу, я всего лишь дилетант, и полагаться на мои советы…

— О нет, — перебил он меня, всплеснув руками, — вы недооцениваете себя и свои качества! Во-первых, насколько мне известно, слово «дилетант» происходит от итальянского «дилетто», что значит «удовольствие». Что плохого в том, чтобы получать удовольствие от своих занятий? Это стимулирует деятельность человека в любой сфере! Во-вторых, такой дегустационный аппарат, каким наделила вас природа и опыт, сродни гениальному дарованию. Это правда, что вы различаете до девятисот оттенков любого вкуса?..

— Девятьсот двадцать, — поправил я с должной скромностью. Теперь Слэу интересовал меня чуть больше, чем в начале нашей встречи.

Расстегнув пиджак, он сунул большие пальцы за брючный ремень, как ораторствующий политикан. Фи!

— Вы знаете, господин Тримл, — доверительно нагнулся он ко мне, — ваша речь сделала для меня больше, чем все речи, которые я когда-либо слышал, много больше — она нажала кнопку… — говорил он, тараща глаза и обдавая меня запахом этого ужасного салата и риса с тушеными осьминогами. — Едва ли не единственное, что нужно для ученого моего типа, — чтобы кто-то или что-то нажало кнопку…

— Боюсь, что я не очень ясно представляю, о чем идет речь, неприступно сказал я, стараясь чуть отодвинуться в сторону.

Слэу непонимающе посмотрел на меня:

— А разве я не сказал вам?

Я пожал плечами.

— Это даже интереснее, — внезапно сказал он, махнув рукой. — Вы разрешите мне пригласить вас к себе домой? Мне хотелось бы кое-что вам показать…

У него был вид человека, которому можно поверить, но я все же заколебался — любое доверие в наши дни должно иметь четкие границы.

— Это отнимет совсем немного времени, — настаивал он. — Для вас это может оказаться очень интересно, а для меня это крайне важно!

В нерешительности я оглядел зал. Гости уже собрались тесными кучками, обсуждая те дела, которые вершатся на подобных приемах. Мне пора было уходить, и когда я увидел, что пьяный доктор Арто, увы, мой родственник, сидевший пригорюнившись около эстрады, раскачиваясь, направляется в мою сторону, то сказал Слэу:

— Хорошо. Я согласен.

Слэу просиял и хлопнул меня по плечу. Фи!

— У меня внизу машина, пойдемте скорее…

Увернувшись от проспиртованной туши доктора, которого мне в противном случае пришлось бы везти домой, я пошел за Слэу.

Когда швейцар назвал в уоки-токи мою фамилию и подкатил мой «Астор», я велел Бенвенуто ехать домой, а сам уселся в довольно потрепанный «Мормон» профессора Слэу. Вряд ли ему было не по средствам нанять человекошофера: видимо, некий культурный демократизм заставлял его обходиться автоматом.

Дом его был двухэтажным кошмаром, стилизованным под альпийскую хижину. Внутри он выглядел несколько уютнее и элегантнее, и я даже почувствовал нечто вроде симпатии к хозяину, когда увидел в старинном дубовом шкафу английский столовый сервиз прекрасного серебра и очень тонкой работы. Супница была просто чудо; изящной и строгой формы, с литыми подчерненными медальонами по бокам. Но хозяин тут же разрушил очарование минуты. Проследив мой взгляд, он ухмыльнулся и сказал:

— Проклятие для прислуги. Ее нужно поднимать вдвоем, если не втроем. Причуды моей бывшей жены. Почти все в этом доме ее причуды…

Фи! Я тут же спросил его:

— Так о чем же вы хотели говорить со мной, господин Слэу?..

— Видите ли, господин Тримл, — ответил он, доставая из бара плебейского вида графин с виски и пару стаканов, — сначала я попрошу вас… э-ээ… отведать несколько блюд и сказать, насколько они соответствуют нормам высокого кулинарного искусства…

Я не сдержал все же ядовитой реплики: