— Ну, нагляделся? — насмешливо осведомился Северцев.

Михаил Петрович напряженно скосил глаза.

— А знаете… Может, это только кажется мне… — Он замолчал. Прямо за стеклом в розовом свете плясали едва заметные черные точки. — Слушайте, рядом с нами трясется какой-то мусор!

Северцев свистнул.

— Трясется мусор… шокинг! Особенно для литработника.

— Вам показалось, Миша, — ласково сказал Беньковский.

Михаил Петрович почувствовал, что позвоночник его больше не выдерживает, и соскользнул на пол.

— Нет, не показалось. Такие темные точки и пятна… прямо перед стеклом.

— Возможно, метеоритная пыль… — Беньковский попытался подняться, но сейчас же сел снова. — Не могу, — виновато улыбнулся он. — Очень тяжело. Вот отдохну немного, тогда погляжу…

— У меня тоже голова еле держится на плечах, — сознался Михаил Петрович. — Как чугунная…

— Обременена массой новых знаний, — желчно заметил Северцев. — Ничего, корреспондент, знания эти полезны и несомненно пригодятся тебе в ближайшем будущем.

Михаил Петрович с холодным любопытством взглянул на него, но не ответил.

— Андрей Андреевич, — сказал он, — если кухня, как вы говорите, находится под нами, а кипит в тысячах километров над нашими головами, то как происходит передача энергии? Ведь здесь так спокойно, почти не качает…

— Это, по-видимому, только так кажется, Миша. Не исключено, что как раз сейчас нас несет с огромной скоростью, а мы не замечаем этого. Или нас занесло в полярные области. Там спокойнее… должно быть спокойнее. Не знаю, не знаю.

Профессор закрыл глаза и замолчал. Было очень тихо, только стучала в висках кровь.

— Здорово, — пробормотал Михаил Петрович. — Кругом чертова пропасть этого сжатого газа… и мы висим как цветок в проруби… Слушайте, Андрей Андреевич, сколько времени будет продолжаться такое положение?

— Не беспокойся, Миша, — опередил Беньковского Северцев. — До самого конца своих дней ты будешь плавать в этой полужиже… или пока не рехнешься от тоски. Но ты, несомненно, успеешь увидеть и узнать много нового. Так что утешься.

Профессор прищурившись поглядел на него.

— Слушайте, Владимир Степанович, — сказал вдруг он. — Почему вы, собственно, пошли в астрономы-межпланетники?

— То есть?

— Почему? Почему вы не занялись, скажем, разведением кроликов?

— А почему я должен был заняться кроликами? — озадаченно осведомился Северцев.

— Ну как же… Чтобы выращивать их… размножать, так сказать.

— Да на что мне кролики?

— Но ведь у вас их не было, правда? Когда вы поступали в университет…

— Не было, и слава богу. А если бы даже и были?

— У вас стало бы их еще больше! Вот хорошо было бы, а?

— Хорошо? — К восторгу Михаила Петровича лицо Северцева побагровело до синевы. — Чересчур хорошо, я полагаю…

— Вы могли бы снабжать кроликами студенческие столовые…

— Гм…

— Затопили бы кроликами всю Москву…

— А…

— Могли бы дарить кроликов своим знакомым…

Михаил Петрович не выдержал и расхохотался. Он хохотал долго, страдая от боли в груди и спине, держась за живот и уткнувшись лицом в пол. Беньковский снова опустил веки.

— Юмор в покойницкой… — пробормотал Северцев.

— Эх, Володя, Володя… — Профессор покачал головой. — Хорошо бы выставить вас на полчасика наружу. Это прохладило бы вас.

— Слушайте! — воскликнул Михаил Петрович. — У меня идея…

— Первая идея на Юпитере. Интересно.

— Да, идея. Давайте пообедаем!

Северцев и Беньковский переглянулись.

— Неплохо придумано. Когда еще призовет нас господь… А я, откровенно говоря, думаю: чего это мне не хватает…

— И выпьем тоже, — решительно сказал Беньковский, разглаживая бороду.

Не меньше часа прошло, прежде чем они ползком, часто останавливаясь и отдыхая, перетащили из кладовой все необходимое для обеда. Беньковский сидел у стены и открывал консервы, бутылки, разворачивал целлофановые пакеты, с поразительной ловкостью орудуя одной рукой.

— Кушать подано, — слабым голосом провозгласил он.

Михаил Петрович и Северцев, взмокшие и измученные, растянулись рядом с ним. Профессор наполнил стаканы.

— Итак, — сказал он. — Наша первая, но, по всей видимости, не последняя трапеза в водородной бездне…