– Люди мрут как мухи, – говорил Петр Иванович, хрустя огурцом. – Нас-тоящая эпидемия смертности. Никогда раньше подобного не было! Если так дальше будет продолжаться – вся страна в сплошное кладбище превратится!

– Похоже на то, – согласился Платонов. – Гиблое время!

– Сегодня женщина приходила, молодая, лет тридцати восьми – сорока, – закурив сигарету, продолжал Михайлов (Петру Ивановичу стукнуло пятьдесят восемь). – Недавно сына-мальчишку похоронила. В армии погиб...

– От пули очередного свихнувшегося сослуживца или сам на себя руки наложил? – уточнил Станислав Кириллович.

– Ни то, ни другое, – отрицательно покачал головой Михайлов. – На границе с Чечней убили. Черножопые в очередной раз обстреляли из гранатометов наш пост. Мальчишке осколком висок пробило. А прослужил-то он от силы четыре месяца. Последнего весеннего призыва хлопец. Жалко бабу! Глянула на цены образцов надгробий, в лице переменилась и едва концы не отдала. Насилу откачали! (При кладбище с давних доперестроечных пор функционировала мастерская, изготовлявшая надгробия для простых смертных. «Пьедестал» же специализировался на особо дорогих, штучной работы.)

– Елки-моталки! – разгорячившись, воскликнул слегка захмелевший Петр Иванович. – Довела народ власть «демократическая»! Даже простая плита без всяких выкрутасов стала для многих недоступной роскошью, – директор кладбища ругнулся в сердцах и залпом осушил полный стакан.

– А что с бабой дальше стало? – поинтересовался Платонов.

– Что, что! – вдруг рассердился Михайлов. – Поплакала и ушла. Сказала, пойду милостыню на паперти собирать, на памятник сыночку моему наскребать. Квартиру бы продала, да жаль, в коммуналке живу...

Сентиментальный Станислав Кириллович утер рукавом повлажневшие глаза.

– Непорядок это. Безобразие! – сказал он. – Мать погибшего за Россию солдата вынуждена побираться... Знаешь, Петь, разыщи эту женщину да пришли ко мне! Я сделаю ей надгробие бесплатно. Не шикарное, конечно, но вполне приличное.

– У тебя же вроде бизнес не слишком гладко идет, – осторожно заметил Петр Иванович.

– Ничего. Не разорюсь! – махнул рукой Платонов. – Хотя насчет бизнеса ты прав. Подкузьмил фуфлыжник Елкин! Ни денег, ни материала. Пидор гнойный! Черный гранит – любимый материал братвы, переселяющейся на кладбище в массовых количествах, а этот сукин сын мне дефицит создал. Я чуть было не потерял многих постоянных клиентов. – Платонов имел в виду, естественно, не конкретных убиенных бандитов, а криминальные группировки. – Спасибо, друзья выручили. Выкрутился! Да, Петь, по поводу той женщины. Будь добр, посмотри по регистрационной книге год рождения, имя, фамилию, отчество пацана, адрес матери. Я завтра же велю своим ребятам изготовить памятник, а женщина пусть подойдет во второй половине дня, фотографию принесет, на плиту посмотрит...

– Фамилию я помню: Половцева. – Михайлов промокнул салфеткой взопревший от спиртного лоб. – Все же остальное...

– Эй, Катерина! – громко позвал он. – Поди сюда.

В комнату громоздко вкатилась румяная толстая конторщица. Михайлов перечислил, что именно нужно узнать, в заключение присовокупив:

– Срочно, не копайся!

– А чего копаться. Я отлично знаю Машку Половцеву и сына ее тоже. Мы соседи по подъезду, – флегматично ответила Катерина, по памяти записывая на листке бумаги данные погибшего солдата, адрес его матери и даже номер домашнего телефона. – Бедная, бедная Машка, – по ходу дела сердобольно вздыхала конторщица. – Муж год назад умер, теперь вот сын единственный. Ох, горе какое! Зарплата нищенская. В холодильнике шаром покати. С хлеба на картошку перебивается. Где уж ей, бедняжке, памятники ставить!

– Хватит сырость разводить, – прервал разговорчивую Катерину Петр Иванович. – Все записала? Не ошиблась? Молодец! Можешь идти. Кстати, раз вы соседи, передай, чтобы зашла завтра после двенадцати. Станислав Кириллович приглашает! – Он передал бумагу Платонову, которую тот аккуратно сложил и спрятал в бумажник.

Друзья выпили по полстакана.

– Так как ты собираешься поступить с Елкиным? – надкусив очередной огурец, спросил Михайлов.

– Завтра заканчивается отведенный ему мною десятидневный срок, – неспешно ответил Станислав Кириллович. – Заеду с утра пораньше в офис «Ажур». Звонить считаю бессмысленным. Знаешь ведь повадки хронических фуфлыжников. Секретарша будет твердить как попугай: «Минуту назад вышел... Еще не пришел... У него важное совещание... Перезвоните через час... завтра... Через месяц... в конце следующего года». Поэтому застану внезапно и поговорю лично. С глазу на глаз. Надеюсь, он образумится...

– Вряд ли! – усомнился Петр Иванович. – Фуфлыжник всегда остается фуфлыжником. Говно на золото не перекуешь. Паршивый человечишка Елкин, у параши его законное место!

– Про парашу ты верно подметил, – задумчиво молвил Платонов. – Быть может, если, повторяю, он не образумится, туда Елкина и определим. Со временем...

– Но как? – изумился Михайлов.

– Увидишь! – загадочно усмехнулся Станислав Кириллович, причем зеленые глаза его хищно сверкнули, как у дикого кота...

Платонов прибыл в офис Сергея Игнатьевича в аккурат к началу рабочего дня. Не зная о сломанных ребрах, значительно затруднявших перемещения господина Елкина по городу, он намеревался перехватить должника до того, как тот умотает куда-нибудь по делам.

– Здорово! – холодно приветствовал Елкина Станислав Кириллович, без приглашения усаживаясь в кресло. – Давненько не виделись. Между прочим, десять дней прошли.

– Ну и что? – окрысился Сергей Игнатьевич. – Мир перевернулся?

– Мир пока, слава Богу, стоит на месте, а вот тебе пришла пора возвращать долги!