Пока я мучительно над этим думал, моя бабушка принесла фотокамеру. Пассилидис и я стали рядом, и она сделала один снимок для него, а затем еще один — для меня. После этого она извлекла из камеры готовые фотоснимки, и мы стали внимательно их изучать.

— Как братья, — не переставала повторять она, — ну точно, как родные братья!

Я уничтожил свой фотоснимок, едва только покинул квартиру мэра. Но, как мне кажется, где-то среди бумаг моей матери все еще валяется старая, выцветшая одномерная фотография, на которой ее отец, совсем еще молодой мужчина, стоит рядом с другим, более молодым, мужчиной, который, как две капли воды, похож на него и который, как она полагала, был каким-то забытым ее дядей. Скорее всего, эта фотография все еще существует. Но я бы умер от страха, если бы пришлось на нее взглянуть.

Дедушка Пассилидис избавил меня от изрядной доли хлопот: от поисков предков на протяжении восьми столетий.

Я совершил прыжок вниз по линии в нынешнее время, произвел некоторые изыскания в афинской штаб-квартире Службы Времени и вскоре был экипирован как византийский аристократ конца двенадцатого столетия — роскошная шелковая туника, черный плащ и белая шляпа без полей. Затем я отправился на север, в Албанию, сойдя с монорельса на станции Гирокастро, расположенной в городке, который в древности был известен как Аргирокастро в провинции Эпир.

В Аргирокастро я шунтировался вверх по линии в 1205 год. Крестьяне Аргирокастро пришли в ужас при одном виде моего, едва ли не императорского, облачения. Я сказал им, что разыскиваю двор Михаила Ангела Комнина, и они показали мне дорогу к нему и еще дали мне осла, чтобы легче было туда добраться. Я разыскал Михаила и остальных византийских изгнанников во время состязаний колесниц, которые были ими устроены на импровизированном ипподроме у подножия гряды неправильной формы холмов, и незаметно затесался в толпу зрителей.

— Я разыскиваю Дукаса, — сказал я безвредному на вид старику, который подносил зрителям вино.

— Дукаса? А какого из них?

— Разве их здесь много? При мне послание из Константинополя для Дукаса, только вот меня не предупредили, что есть еще Дукасы.

Старик рассмеялся.

— Вот сейчас перед собою я вижу Никифора Дукаса, Иоанна Дукаса, Льва Дукаса, Георгия Дукаса, Никифора Дукаса младшего, Михаила Дукаса, Симеона Дукаса и Димитрия Дукаса. В данный момент я что-то не могу отыскать Евтихия Дукаса, Леонтия Дукаса, Симеона Дукаса высокого, Константина Дукаса и — дайте-ка вспомню — Андроника Дукаса. Кого из этого рода вы изволите разыскивать?

Я поблагодарил его и отправился вниз по линии.

В Аргирокастро шестнадцатого века я стал расспрашивать о семье Маркезинисов. Мое византийское облачение послужило поводом для довольно подозрительных взглядов в мою сторону, но византийские золотые, что были при мне, позволили получить всю необходимую информацию. Один визант — и мне показали место, где расположено имение Маркезинисов. Еще два византа — и меня познакомили со старшим надсмотрщиком виноградника Маркезинисов. Пять византов — это уж слишком! — И я отщипываю ягоды от гроздей винограда в гостиной Григория Маркезиниса, главы клана.

Это был представительный мужчина средних лет с окладистой седой бородой и жгучими глазами, суровый, но гостеприимный. Пока мы с ним разговаривали, к нам то и дело тихонько подходили его дочери, подливали вина в чаши, приносили еще виноград, холодную баранину, подносы с рисом. Их было трое, им было, по всей вероятности, тринадцать, пятнадцать и семнадцать лет. Я старался по возможности не поглядывать в их сторону, зная ревнивый нрав предводителей горцев.

Все они были красавицами: оливковая кожа, темные глаза, высокая грудь, полные губы. Они вполне могли бы сойти за сестер моей лучезарной бабушки Катины Пассилидис. Я уверен, точно так же выглядела в девичестве и моя мать Диана. Очень уж могучими были фамильные гены.

Одна из этих девушек была моею «прапра» много раз прабабушкой. А Григорий Маркезинис был еще на одно «пра» больше моим многократно «пра» дедушкой.

Я представился, как состоятельный молодой киприот византийского происхождения, который путешествует по миру в поисках удовольствий и приключений. Григорий, чей язык был слегка загрязнен албанскими словами, очевидно, раньше никогда не встречался с киприотами, поскольку воспринимал мое произношение как подлинно греческое.

— И где же вам довелось побывать? — поинтересовался он.

— О, — ответил я, — в Сирии и Египте, Ливии и Риме, Париже и Лиссабоне. И еще я присутствовал на коронации Генриха Восьмого в Лондоне, после чего посетил Прагу и Вену. А теперь возвращаюсь снова на Восток, в подвластные туркам места, и решительно настроен, несмотря на весь сопряженный с этим риск, навестить могилы своих предков в Константинополе.

Он поднял бровь при упоминании о предках. Быстро отрезав большой ломоть баранины своим кинжалом, он спросил у меня:

— Ваша семья занимала высокое положение в былые дни?