– Ладно, уговорили, – вслух сказал Канарейкин. – Но предупреждаю – недолго! И обязательно под моим присмотром!

– Конечно, доктор, конечно! – угодливо заверил Хромой...

– Ты приставил к Кроту охрану? – устраиваясь на заднем сиденье «Мерседеса», неожиданно спросил Ярошевича Андрей. (До сих пор всецело занятый смертью брата, он не уделял внимания проблемам группировки.)

– А зачем? – усмехнулся пахан. – Кроме наших, никто не знает о разоблачении стукача!

– Ты уверен?

С ходу уловив мысль спецназовца, Горыныч изменился в лице.

– Женя, прихвати кого-нибудь из пацанов и мчись к пятой больнице! – торопливо набрав номер на мобильнике, пролаял он в трубку. – Третий этаж, палата тридцать восемь! Федор Яковенко!.. Да! Тот самый!.. Стереги гада! Ни на шаг не отходи! Возникнут осложнения с медперсоналом – шепни главврачу Фомину, что вы от меня! Все! Отбой!!! – Константин Павлович утер рукавом выступивший на лбу зернистый пот.

– И сколько Жене добираться? – хладнокровно поинтересовался Никонов, прикуривая сигарету.

– Максимум пять минут, – ответил за главаря Гаврош, тоже забравшийся в машину Ярошевича. – Он дежурит в казино «Версаль», через два дома от клиники. Но, по-моему, это излишняя перестраховка!

– Если бы ты так «перестраховался», то и общак бы не похитили! – смерил Хранителя недобрым взглядом пахан. Благоразумно прикусив язык, Гаврилов кротко потупил глаза, однако в душе Николая Викторовича всколыхнулась волна возмущения: «Проклятый офицеришка совсем обурел! Хозяином себя возомнил, падла! Неплохо бы избавиться от выскочки! Надоел в натуре! Пожалуй, стоит предпринять кой-какие меры! Но о-о-очень осторожно! Не подставляясь!!» Сохраняя смиренный вид, Гаврош принялся строить в уме коварные планы по скорейшему устранению «выскочки».

– Езжай в город. К больнице, где «загорает» сучонок Федька! – между тем велел Константин Павлович сидящему за рулем Аванесяну. – Давай, Артур, жми на полную! Чую, неладно там!!

Облаченный в белый халат, Карасев почтительно проследовал за важно шествующим по лестнице Канарейкиным. Достигнув третьего этажа, они свернули в сияющий чистотой коридор и спустя несколько секунд очутились у дверей тридцать восьмой палаты.

– Он здесь, – сказал молодой врач. – Но повторяю – времени у нас в обрез. Минуты три, не более!

– Я вам искренне признателен! – подхалимски пропел Хромой. – Вы необычайный человек! Буквально ангел! Век не забуду!

– Заходите, – учтиво посторонившись, предложил польщенный Канарейкин.

– Премного, премного благодарен!!! – расплылся в широкой улыбке Иннокентий, одновременно нащупывая в кармане выкидуху. [28]

Забинтованный, загипсованный Федя расслабленно возлежал на койке и, прижмурив веки, мысленно репетировал адресованную Горынычу покаянную речь. «Константин Павлович, я не хотел, меня заставили!!! Или нет, лучше так – Константин Павлович, этот скот угрожал убить мою маму! Я не мог отказаться. Мать для меня святое!.. А может...»

– Здравствуй, дорогой! – вдруг вывел его из состояния задумчивости знакомый, сипловатый голос. – Я тебе гостинца принес!

Открыв глаза, Яковенко увидел дядю Кешу собственной персоной. На губах ссученного скокаря блуждала странная улыбка.

– Я безумно рад встретиться с тобой! – Карасев вплотную приблизился к кровати. Внезапно покалеченный Крот разгадал намерения родственника, разинул рот, собираясь позвать на помощь, но не успел. Хромой действовал быстро и решительно. Щелчок выкидываемого лезвия, короткий взмах руки, и Федя с проткнутым горлом забился в агонии. Молниеносно развернувшись, Карасев молча бросился на застывшего у порога, онемевшего от ужаса доктора. Однако сегодня тому не суждено было умереть. На середине дороги Хромой споткнулся и, грязно выругавшись, растянулся на полу. Нож отлетел в сторону. Опомнившийся наконец Канарейкин ринулся бежать. Поднявшийся и подобравший выкидуху Карасев, остервенело матюгаясь, пустился вдогонку. Он настиг молодого врача на первом этаже, в вестибюле, замахнулся ножом, целя в шею, и... взвыл от острой боли в умело перехваченной и вывернутой руке. В следующий момент жестокий удар в челюсть отправил ссученного скокаря в глубокий нокаут...

Двадцатипятилетний Евгений Трубецкой отличался добросовестностью и недюжинной смекалкой. Кроме того, он хорошо владел приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием. (Трубецкой с юных лет занимался самбо, а срочную службу проходил в разведроте ВДВ.) В группировке Горыныча Евгений трудился сравнительно недавно (с начала 2001 года), а потому особо продвинуться в бандитской иерархии не успел. Правда, и в «шестерках» не ходил. Неделю назад Ярошевич поручил своим людям круглосуточно дежурить в казино «Версаль». Вообще-то активная жизнь начиналась там лишь с наступлением вечера (днем посетители редко захаживали), но после грубого наезда каких-то непонятных беспредельщиков пахан не счел возможным оставить столь важную точку [29] без постоянного присмотра. Всего он направил в «Версаль» шесть человек. Старшим назначил Евгения. Ребята работали посменно: трое днем, трое ночью. Плавающий график составлял лично Трубецкой. Он же отвечал за общее состояние дел на объекте. Сегодня согласно графику Евгений дежурил с раннего утра до 18.00. (Между прочим, упомянутые беспредельщики нагрянули именно днем. Народу мало. Свидетелей минимум... Поэтому дневные часы считались наиболее опасными.) Вместе с Трубецким в «Версале» находились два молодых боевика – Паша и Петя... Получив по телефону нервный приказ Горыныча, бывший десантник мгновенно уяснил серьезность ситуации и, прихватив с собой Пашу, что есть духу помчался к больнице. Подоспели они как раз вовремя и в последний момент спасли злосчастного Канарейкина от неминуемой гибели. Действуя чисто рефлекторно, Евгений нейтрализовал боевым приемом карасевскую руку с ножом, а медвежеподобный Паша от души засветил ссученному скокарю кулаком в «репу».