Джулиус кивнул:

—  Забудь про свои заготовки, Бонни. Попробуй так: закрой глаза и представь, что ты берешь свою речь в руки, держишь перед собой, а потом рвешь пополам и еще раз пополам. А теперь бросаешь в корзину. Сделала?

Бонни с закрытыми глазами кивнула.

—  А теперь своими словами расскажи нам, что ты думаешь про красивых и некрасивых — про вас с Пэм и Ребеккой.

Бонни, продолжая кивать, медленно открыла глаза и начала:

— Вы все, конечно, меня знаете: я была та самая маленькая толстушка с кучеряшками, над которой все вечно смеялись на физкультуре, у которой всегда меньше всех валентинок, которая ревет по любому поводу, у нее нет настоящих друзей, она всегда возвращается домой одна, никогда ни с кем не гуляет и такая затравленная, что вечно боится поднять руку, хотя вполне может заткнуть за пояс любого и знает ответы на все вопросы. А Ребекка — она мой изомер…

— Твой — кто? — спросил Тони, который чуть не лежал в кресле.

— Изомер – это что-то вроде зеркального отображения, — ответила Бонни.

— Изомеры, – возвестил Филип, — это химические вещества, обладающие одинаковым составом, но разными свойствами из-за того, что их атомы расположены по-разному.

— Спасибо, Филип, — сказала Бонни. — Наверное, мне не стоило употреблять таких ученых слов. Тони, ты молодец. Держишь слово спрашивать всякий раз, когда что-то не понял. Когда пару месяцев назад ты признался, что стыдишься своей работы, это сильно подействовало на меня и помогло заговорить о своих проблемах. Ну ладно, вернемся к моей школе. Ребекка была, что называется, моей противоположностью — абсолютно во всем. Я готова была умереть, чтобы подружиться с Ребеккой, убить кого угодно, чтобы стать Ребеккой. Вот это и мучает меня сейчас: уже две недели меня преследуют воспоминания о моем кошмарном детстве.

— Та маленькая толстушка ходила в школу много лет назад, — сказал Джулиус. — Что заставило ее вернуться сейчас?

— Это и есть самое ужасное. Не хочу, чтобы Ребекка разозлилась на меня…

— Лучше обращайся прямо к ней, Бонни, — поправил Джулиус.

— Хорошо, — сказала Бонни и повернулась к Ребекке: — Я хочу сказать тебе, но не хочу, чтобы ты на меня разозлилась.

— Я вся внимание, — ответила Ребекка, не отрывая глаз от Бонни.

— Когда я вижу, как ты крутишь мужчинами здесь, в группе — как ты их соблазняешь, как они смотрят на тебя, — я чувствую, что абсолютно беспомощна, и все мои старые чувства вылезают наружу: толстая, страшная, никому не нужная, синий чулок.

— Ницше, — вставил Филип, — однажды сказал, что, если мы просыпаемся среди ночи в подавленном настроении, значит, наши враги, которых мы разбили давным-давно, возвращаются, чтобы преследовать нас.

Бонни, расплывшись в широкой улыбке, повернулась к Филипу:

— Спасибо, Филип. Не знаю, почему, но мне нравится эта идея о врагах, которых я однажды разбила и которые снова возвращаются, — мне даже стало легче. Иногда достаточно назвать вещи своими именами…

— Погоди, погоди, Бонни, — взмолилась Ребекка, — давай вернемся к теме. Как это я соблазняю мужчин — что ты имеешь в виду?

Зрачки Бонни расширились, она отвела глаза.

—  Дело не в тебе, Ребекка, ты ничего такого не делаешь… Это я сама, моя реакция на нормальное женское поведение.

—  Какое поведение? О чем ты говоришь? Бонни тяжело вздохнула и ответила:

—  Ты прихорашиваешься. Красуешься — вот что я имею в виду. Я уже сбилась со счету, сколько раз за последнее время ты вытаскивала свои заколки. Ты то распускаешь волосы, то без конца их поправляешь. Раньше этого не было. Мне кажется, это как-то связано с приходом Филипа.

—  Что? Что ты говоришь? — воскликнула Ребекка.

— Как однажды сказал святой Юлий, вопрос не является вопросом, если знаешь ответ, — вставил Тони.

— Почему ты не дашь Бонни самой сказать? — Взгляд у Ребекки заледенел.

Однако Тони нисколько не смутился.

—  Дело ясное. Филип появился в группе, и ты сразу… стала нимфо… черт… как это слово?… в общем, ты на него клюнула. Я правильно говорю, Бонни?

Бонни кивнула.

Ребекка вынула косметичку, достала бумажный носовой платок и аккуратно, чтобы не размазать тушь, принялась вытирать глаза.

— Что я вам сделала?

— Вот этого я и боялась! — воскликнула Бонни. — Пойми, Ребекка, дело вовсе не в тебе. Ты не делаешь ничего плохого.

— Да за кого вы меня принимаете? Обвинять меня en passant черт знает в чем и потом говорить, что дело не во мне.

— En passant? – переспросил Тони.

— En passant, – вставил Филип, — значит на проходе, шахматный термин, когда пешка делает первый ход на две клетки, минуя пешку противника.

— Филип, а ты понтуешься — ты это знаешь? — сказал Тони.

— Ты спросил — я ответил, — невозмутимо ответил Филип, нисколько не задетый. — Если, конечно, твой вопрос действительно является вопросом.

— Ладно, сдаюсь. — Тони обвел глазами группу. — Я, наверное, тупею. Что-то в последнее время все чаще пролетаю. А что, мне кажется или на самом деле большие слова начали проскакивать все чаще? Может, Филип не только на Ребекку подействовал, а?

Джулиус решил, что пора прибегнуть к старому испытанному приему — переключить внимание с содержания на процесс, то есть перевести разговор с конкретных слов на отношения между спорящими: