Я замер.

Спустя напряженной секунды молчания партнер повторил свой вопрос. Смотрел он на меня угрюмо.

— Вы ведь поняли смысл задачи? Почему авиакомпании стали запрашивать более высокую цену?

Он не пытался облегчить мне жизнь.

— Стоимость топлива? — наконец, сказал я. — Может, это случилось в период нефтяного эмбарго, в начале семидесятых?

— Нет, — сухо ответил он. — Дело было куда позже. Повышенная цена на нефть уже была заложена в ценовую структуру авиакомпаний.

Очередное напряженное молчание.

Партнер сказал: "Давайте взглянем на это с другой стороны". По его словам, в тот же самый период тарифы на пассажирские авиаперевозки удерживались на постоянном уровне или даже понемногу снижались. И все же авиакомпании упорно вздували цены для экспедиторов. "Чтобы дать рекомендацию заказчику, нам требовалось понять, что происходит. Ваше мнение?"

— А не было другой авиакомпании, которая требовала бы меньше? — спросил я. Даже я понимал, что это был глупый вопрос: прежде чем решиться потратить десятки тысяч долларов, нанимая МакКинзи, заказчик несомненно пожертвовал бы несколькими центами, чтобы обзвонить другие авиакомпании. Но я все же отчаянно пытался: "А… а все компании подняли свои тарифы?"

Партнер подтвердил, что да, все авиакомпании поднимали тарифы. "Но вы более-менее на правильном пути", — заметил он. Это меня удивило. "Если все авиакомпании одновременно увеличивали свои цены, то что за этим могло стоять?" Я не имел никакого понятия на этот счет, что как раз не удивительно.

И вновь я застыл на месте. Если продолжать аналогию с медосмотром, сейчас доктор натянул резиновую перчатку и окунул пальцы в мазь. Партнер же сидел и просто смотрел на меня. Потом он сдался.

— Как насчет спроса и предложения? — спросил он.

— Если все авиакомпании приняли повышенные тарифы, — принялся он объяснять, — спрос на грузовые авиаперевозки должен был, значит, подняться на новый уровень. Но несмотря на такой повышенный спрос, грузоподъемность и наличие мест в самолетах оставались более или менее постоянными. Проходит много месяцев, пока авиакомпании закажут себе новые самолеты, получат их и, наконец, введут в эксплуатацию. Одним словом, авиаперевозчики запрашивали высокую цену оттого, что им не надо было бороться за своих заказчиков. Имелись и другие желающие, готовые предложить более высокую оплату за относительно фиксированную грузовместимость самолетов. Решение верное, не так ли?

Конечно же, верное. Объяснение было настолько очевидным, что я почувствовал себя обведенным вокруг пальца. Спрос и предложение? Да ведь эти слова в той или иной мере служат ответом на практически любой вопрос о рынке. Я-то думал — и вполне естественно, считаю я до сих пор, — что он хотел от меня более глубокого ответа. Разве настоящий вопрос не в том, почему именно так резко вырос объем перевозимого груза? Это понятно, что авиакомпаниям понадобится масса времени нарастить свою грузовместимость. Но нельзя же ожидать, что объем развозимых по всему миру ящиков с грузом удвоится за ночь, верно ведь?

— Я вам скажу вот что, — продолжал партнер. — Программа летней стажировки на МакКинзи очень короткая, всего лишь десять недель. Из своего длительного опыта МакКинзи пришла к выводу, что наибольшую пользу из этой стажировки извлекают те студенты бизнес-школ, которые уже способны справляться с консалтинговой нагрузкой… Не сомневаюсь, что вы сможете усвоить базовые консалтинговые навыки — в конечном-то итоге. Но должен быть с вами откровенен. По моему мнению, нам пришлось бы слишком много затратить усилий на ваше летнее обучение, чтобы вам удалось приобрести по-настоящему хороший опыт…

Ну вот, я провалился. С концами. Я был в бешенстве и на партнера и на самого себя. Не в смысле, что я оказался слишком туп, чтобы решить задачу. Скорее, я просто не понял правил игры. Пытался сообразить, откуда могла возникнуть проблема в отрасли, о которой не имел никакого понятия, в то время как партнер всего лишь хотел от меня продемонстрировать самое общее представление о рыночных силах. Хватило бы просто пробормотать эти слова — "спрос и предложение" — и все! Но сейчас делать уже ничего не оставалось.

Я встал, пожал партнеру руку и отправился восвояси.

Неделей позже я шагнул в одну из крошечных комнаток Центра карьерного менеджмента, чтобы застать там вербовщика из инвестиционного банка Диллон Рид, сидевшего за дешевым столом из пластика и что-то писавшего на кипе студенческих резюме. Хотя сама комната ненамного превосходила по размерам холодильник, вербовщик сумел сделать вид, что не заметил моего появления. Я скромно присел напротив и, за неимением лучшего занятия, принялся его разглядывать. На нем была розовая рубашка с крупными золотыми запонками и пара кроваво-красных подтяжек. Волосы черные, гладко зачесаны назад. Пометки свои он делал толстой авторучкой «Монблан». Здесь, в Калифорнии, весь его вид словно кричал: «Манхэттен», «деньги»! Не думаю, чтобы ему было от роду больше двадцати шести лет.