Но отчего же деминговские идеи контроля качества укоренились в Японии глубже, чем в США? Отчего японцы были настолько лучше в изготовлении, чем мы? "Операционная деятельность" никогда даже и не пыталась ответить на подобные вопросы.

Экзамен шел своим чередом, а вслед за одной словесной проблемой вставала другая.

Сколько пшеничной муки должна заказывать пекарня Бульдог Бейкинг и как часто это делать, если ежегодно им требуется столько-то и столько-то тонн, а стоимость хранения складских запасов составляет столько-то и столько-то долларов на фунт муки в месяц и т. д. и т. п…?

Сколько торговых стоек надо устроить в закусочной, если клиенты приходят случайным образом с частотой v человек в час, эксплуатационные затраты на каждую стойку составляют w долларов в час, средний объем заказа х долларов на человека, а y процентов посетителей уходят, ничего не заказав, если им приходится стоять в очереди дольше, чем z минут?

Через полчаса таких экзерсисов я достиг того уровня изнеможения, при котором лабораторные крысы в лабиринтах падают ничком и издыхают, и все же я четыре часа подряд продолжал вписывать ответы в синюю экзаменационную тетрадь.

Так как по "Экономике госсектора" экзамена у нас не было, напоследок оставались только "Финансы".

На протяжении всего семестра «Финансы» посвящали самих себя все более и более изощренным моделям и терминам, по нарастающей. За один только послезачетный период мы охватили: модель определения стоимости капитальных активов (математическое описание связи между ожидаемым риском ценной бумаги и ее доходностью); опционную модель Блэка-Шоулса (формула расчета стоимости опциона, в которой фигурируют семь различных переменных, а также несколько букв греческого алфавита — альфа, мера изменчивости курса акции; бета, мера рыночного риска; и дельта, мера связи между ценой опциона и ценой базисного фьючерса или контракта. Выписать формулировку этих определений из словаря терминов несложно, именно это я сейчас и проделал. Но понять их?!

По ходу экзамена я ковырялся в вопросах насчет опционов типа «пут» и «колл», насчет цен исполнения, рыночной изменчивости, приведенной ежегодной доходности облигаций, стратегии арбитража и синтетических инструментов. Сплошная математика. Я не понимал ничего. Но сейчас я знал, что способен сдавать экзамены в бизнес-школе, даже если совсем не улавливаю материал. Часть подхода заключалась в том, чтобы заранее выписывать формулы на карточки, а остальное приходило за счет адреналина. Я позаботился и о том и о другом, собрав целую стопку таких карточек, причем на самой верхней написал так: "У тебя есть работа на лето в инвест-банке. Если завалишь экзамен, будешь выглядеть чистым идиотом". Аж за целых пять минут до того, как в класс вернулась проф. Чарен и сказала нам заканчивать, я успел написать ответы на все вопросы до единого.

Зимний семестр кончился.

Я присоединился к своим однокурсникам во внутреннем дворике, где народ стоял, притоптывая ногами и пряча шеи в ветровки, чтобы хоть как-то согреться, потому что вновь шел моросящий дождь и было холодно. Погода угнетала, что — учитывая всеобщее настроение — очень подходило к случаю. Не прошло и нескольких минут, как студенты начали разбредаться, кто на обед, кто домой паковать вещи к отъезду на каникулы.

— Странно, — заметил Конор, пока мы спускались в кафетерий перекусить. — Четыре миллиарда человек на земле. На нашем курсе, получается, каждый попадает в две десятых процента счастливчиков. А нам кажется, что если бы эта школа стояла на первом или втором месте, а не на девятом, то тогда бы мы вошли в одну десятую процента. И вот теперь нам досадно.

Конор поправил очки. "Эмбиэшники, — изрек он. — Вечно хотят большего".

Было холодно и шел дождь, когда я покинул Стенфорд в третью неделю марта, после зимней семестровой сессии, но когда мой вашингтонский самолет приземлился в международном аэропорту Сан-Франциско 1-го апреля, в субботу, мне, как выяснилось, пришлось стянуть с себя свитер и покопаться в багаже, отыскивая солнечные очки. Температура держалась за семьдесят градусов. [24] На небе — ни облачка. И такая погода простоит весь семестр…

На въезде к нашему домику Джо занимался ритуалом встречи весны: мойка машины. Джо, адепт чистоты. Он помахал рукой, затянутой в резиновую перчатку «Плайтекс», потом жизнерадостно побрызгал на меня из шланга. Филипп лежал на заднем крыльце, впитывая солнце. Пока я тащил мимо него свой багаж, он сдвинул на лоб горнолыжные очки и промурлыкал одно-единственное слово: "Блаженство…"

Я бросил сумки в своей комнате, переоделся в плавки, прошлепал на крыльцо, размазал щепоть филиппова солнечного крема по плечам и лицу и забрался в нашу кадку-ванну. С завтрашнего дня, когда начнутся занятия, мне предстоит заняться факультативным курсом, "История американского бизнеса", и еще четырьмя «ядреными» предметами: «Макроэкономика», "Стратегический менеджмент", "Бизнес в условиях меняющейся конъюнктуры" и «Маркетинг». Но это завтра. А сейчас — на небе солнце. У меня есть работа. И если я смогу получить проходной балл по финансам (в чем сомнений не было), то в бизнес-школе для меня страхов уже не останется. Парой минут позже Филипп зашел на кухню и появился с бутылкой калифорнийского шардонэ, на всю нашу троицу. Тем вечером я записал в дневнике:

Этот семестр будет иным. Я это чувствую. Я это знаю. Стенфорд, конечно, станет теплее и солнечнее, но вместе с тем он будет просто лучше; он станет местом, отражающем всю глубину понимания мистиками и поэтами, что такое есть весна: время возрождения и создания нового. Изыди, унылое беспокойство об отметках! Прочь, беспрестанно грызущие страхи о работе! Весна, мир юн и нов! Вслед за древним англосаксонским поэтом я пою: