Когда за ней закрылась дверь, до меня дошло. Правительство Соединенных Штатов состоит из обычных людей. Они совершают ошибки — не только огромные политические ошибки, которые уже влияли на ход истории и демонстрировали трагическую природу земного существования, но и мелкие, досадные промахи, например, когда кто-то забывает вычеркнуть имя отвергнутого кандидата в федеральные судьи, прежде чем передать список в Овальный кабинет. Высокопоставленные работники, даже сотрудники Аппарата Президента, все они были — я осознал это внезапно — во многом дилетантами вроде меня. Карьера, ведшая к посту, скажем, министра транспорта, не намного отличалась от карьеры, которая была у меня, спич-райтера. Все мы учились делу по ходу своей работы и у меня имелось столько же шансов сделать работу хорошо, как и у всех остальных. Я уже не чувствовал себя запуганным. Я чувствовал себя освобожденным.

Но это было раньше, в эпоху политики. В бизнес же школе я опять испытал чувство страха. Бизнес есть бизнес, в нем не место дилетантам-любителям. Мои однокурсники-"нелирики", со своим опытом банковского дела или консалтинга, обладали багажом навыков, которые у меня напрочь отсутствовали. Они пришли в Стенфорд, чтобы отполировать эти свои знания, а после выпуска их ждала работа в компаниях, которые — разумеется! — ждали от них новых идей по сбыту товаров, разработке передовых технологий и головокружительных, «волшебных» деяний на финансовых рынках. Как мне с ними ровняться?

Даже профессионалы делают ошибки.

Вот теперь я понял. Даже в бизнесе народ прокалывается. И, судя по всему, им разрешают жить дальше (тот представитель из Пи-энд-Джи после провала «Чинча» стал одним из высших руководителей компании). Самые лучшие из моих однокурсников тоже были всего лишь людьми. Они обладали рядом талантов, особенно когда речь идет о числах, но вот в вопросах бизнес-решений и рыночной проницательности я, пожалуй, мог бы выработать в себе аналогичные способности и выступать почти столь же хорошо, что и они. Впервые после прихода в Стенфорд я почувствовал, что и я — может быть — смогу преуспеть в бизнесе. Не просто не пропасть, а вот именно что преуспеть.

Наконец-то я начал осваиваться. После примера с «Чинчем» я стал больше внимания обращать на «стратмен», задаваясь вопросом, а не смогла бы Проктор энд Гэмбл избежать кучи проблем, если бы только применила такие, например, концепции, как "стратегические активы", "изолирующие механизмы", "обращенная рента" или "преимущества первого шага". Я даже как-то после обеда провел пару часов в библиотеке, отыскивая финансовую информацию на Пи-энд-Джи и Юго-Западные Авиалинии, а затем попытался применить концепции из курса финансов и бухучета для анализа структуры капитала. Я начал даже удовольствие в этом находить.

Но вместо того, чтобы праздновать такое достижение (в голове даже рисовались картинки, как я созываю всех своих однокурсников и преподавателей на лужайку возле школы, затем забираюсь на террасу перед библиотекой и кричу в толпу: "Эй, вы! Был я бестолковым, а теперь точка!"), последние недели весеннего семестра прошли так же, как и все прочие до них, только быстрее. Задачи практикума словно слились в одну, одна вечеринка сменяла следующую, один солнечный калифорнийский день набегал на другой… Словно часы-трехминутки: песок в последние секунд тридцать сыпется как будто быстрее. Я только-только, как уже говорил, начинал осваиваться в бизнес-школе. А учебный год уже почти завершился…

Когда из учебной части пришли бумаги для записи на предметы следующего, осеннего, семестра, я позвонил Стивену.

— На что похож второй курс? — спросил я.

— Узнаешь массу интересного, — ответил он. — Но самое важное: именно первый год. Когда он кончится, ты — эмбиэшник.

Вчера Сэм Барретт со своими соседями устроил вечеринку. Конор на нее прихватил из Сан-Франциско свою жену, Кэйт, и они до половины второго ночи пили пиво и танцевали. Филипп продемонстрировал свои замечательные способности и весь вечер напролет танцевал не с одной, а с двумя белокурыми студентками, в то время как Джо в танцах участия не принимал, а обменивался репликами то с одним из однокурсников, то смеялся какой-то шутке с другим и в общем весело проводил время, но не забывая при этом пообщаться с как можно большим числом людей. Руперт Дапплин изображал из себя дворецкого, циркулируя по гостиной с подносом для выпивки, пока наконец Дженнифер не сказала: "Руперт, бросай свой поднос и давай танцевать", после чего за локоть вытащила его на террасу. В полночь Сэм взобрался на стол для пикника и все сгрудились вокруг.

"Мы прорвались через осенний семестр!" Крики «ура». "Мы прорвались и через зимний!" Вновь крики. "А теперь и через весенний!" Восторженные вопли. "Я не знаю, как вы, но мне кажется, мы заслужили шампанского!" После этих слов он спрыгнул со столика и распахнул холодильник, где у него был припасен целый ящик дешевого игристого. Джо, Конор, Гуннар и все остальные потянулись за бутылками и принялись их встряхивать, чтобы полет пробок сопровождался пенными фонтанами.

Дзэн был первым, кто решил прыгнуть в бассейн. "Айиия-а!" — выкрикнул он и, не разоблачаясь, исчез в воде, взметнув за собой стену брызг. За ним последовал Сэм. Потом Конор и Кэйт, потом Дженнифер и Руперт, Джо, Луиза, Мистер Корифей и Мистер Совершенство, Филипп со своими блондинками… Все мы попрыгали в бассейн, брызгаясь, хохоча и дурачась, по-собачьи пробираясь к бортику за своими бокалами с шампанским.

Я написал об этом не оттого, что эта вечеринка была какой-то особенной: если не считать шампанского и купания в бассейне, она ничем не отличалась от полудюжины тех, на которые я ходил в течение прошедшего семестра. Но поскольку через неделю заканчивались занятия, мне кажется, тот вечер ближе всего можно считать официальным праздником.