Наконец маньяк сдался, он проиграл. Резервуар заполнялся все быстрее, дракон задрожал, изменил очертания, съежился, словно увял, и вдруг поверх того, что было семиглавым чудовищем, возникли новые очертания — человек. В это время резервуар оказался заполненным уже на три четверти, а дракон превратился в едва заметную тень, намек на то, что было здесь совсем недавно, перед тем как началась очистка. С каждым мгновением человек набирал силу, теперь он доминировал над прежним существом.

Наконец резервуар наполнился до краев, а на сияющей сцене лежал самый обычный человек, он тяжело дышал, глаза у него были закрыты, мышцы конвульсивно сокращались.

— Он опустошен, — сказал Семф.

— Это все в резервуаре? — тихо спросил Линах.

— Нет, там ничего нет.

— Тогда…

— Шлаки. Безвредные. Определенные реактивы нейтрализуют их. Все, что представляло опасность, испорченные составляющие силового поля… они исчезли. Спущены в канализацию.

Впервые за все время Линах почувствовал беспокойство, которое отразилось у него на лице.

— А куда они отправились?

— Скажи мне, ты любишь своих соплеменников?

— Я ведь задал тебе прямой вопрос, Семф! Куда это все отправилось… когда ты спустил его в канализацию?

— А я спрашивал, беспокоит ли тебя чья-нибудь судьба?

— Тебе известен мой ответ… ты же знаешь меня! Я хочу знать, скажи мне, по крайней мере, то, что известно тебе. Куда… когда?..

— В таком случае ты меня простишь, Линах, потому что я тоже люблю своих соотечественников. Где бы они ни находились, когда бы ни находились я просто обязан их любить, потому что работаю в совершенно бесчеловечной области, я должен держаться за свою любовь, как за соломинку. Поэтому… ты меня простишь…

— Что ты собираешься…

В Индонезии для этого существует название: Джам Карет — час, который растягивается.

В Берилловой комнате в Ватикане, втором по великолепию помещении, созданном для папы Юлия II, Рафаэль начал рисовать (а его ученики закончили) величественную фреску, изображающую историческую встречу папы Льва I и Аттилы в 452 году.

В своем произведении он отразил веру всех христиан в то, что духовные власти Рима встали на защиту народа в тот тяжелый час, когда гунны пришли разграбить и сжечь Священный Город. Рафаэль нарисовал святого Петра и святого Павла, сходящих с Небес для того, чтобы поддержать папу Льва в его намерении помешать завоевателям. Изложение этой истории являлось несколько расширенной интерпретацией известной легенды, в которой упоминался только апостол Петр — с мечом в руке он стоял за спиной папы Льва I. А сама легенда являлась несколько расширенным толкованием тех немногочисленных и относительно неискаженных фактов, что сохранила история: рядом с Львом не было никаких кардиналов, не говоря уже о призраках апостолов. Он был одним из трех членов делегации. Двое других представляли светскую власть Римского государства. Эта встреча состоялась — в отличие от того, что утверждает легенда, — не у ворот Рима, а в северной части Италии, неподалеку от современной Пескьеры.

Больше историкам ничего не известно. И тем не менее Аттила, которого до тех пор никто не мог остановить, не сравнял Рим с землей. Он увел своих воинов.

Джам Карет. Составляющие силового поля вытекли из центра параллакса, из перекрестка времен, поле пульсировало во времени и пространстве и в сознании людей в течение двадцати тысячелетий.

А потом вдруг исчезло, совершенно необъяснимо, и тогда Аттила закрыл лицо руками, его мозг превратился в перекрученные, спутанные жесткие канаты. Глаза остекленели, потом прояснились, он сделал глубокий вдох. И отдал своей армии приказ повернуть назад. Лев Великий возблагодарил Бога и вечную память Христа Спасителя. Легенды добавили сюда еще и апостола Петра. А Рафаэль — апостола Павла.

Целых двадцать тысяч лет — Джам Карет — поле пульсировало, но на одно короткое мгновение, которое могло длиться секунды, или годы, или века, оно было отключено.

Легенда не говорит правды. Точнее, она говорит не всю правду: за сорок лет до того, как Аттила вторгся в Италию, Рим был завоеван и разграблен Аларихом. Джам Карет. Через три года после отступления Аттилы Рим захватил Гайзерих, король вандалов.

Была причина, по которой нечистоты безумия перестали питать пространство и время из измененного сознания семиглавого дракона…

Семф, предавший свой народ, парил перед членами Совета. Его друг, стремившийся к своему заключительному воплощению, Линах, председательствовал во время слушания дела. Он рассказывал тихо, но весьма красноречиво о том, что сделал великий ученый.

— "Резервуар опустошается, — сказал он мне. Прости, но я люблю своих сограждан. Где бы они ни находились, когда бы ни находились — я просто обязан их любить, потому что работаю в совершенно бесчеловечной области, я должен держаться за свою любовь, как за соломинку. Поэтому ты меня простишь". А потом он вмешался.

Шестьдесят членов Совета, по одному представителю от каждого народа, населяющего центр, — существа, похожие на птиц, какие-то синие тени, люди с громадными головами, оранжевые растения с трепещущими лепестками… все обратили взоры на повисшего в воздухе Семфа. Его тело и голова походили теперь на мятый бумажный пакет. Волосы исчезли. Глаза слезились и стали бесцветными. Обнаженный, мерцающий, он чуть отплыл в сторону, потом легкий ветерок, резвящийся в помещении без стен, толкнул его на прежнее место. Семф опустошил себя.