Вот так обстояли дела. Любой человек с положением и деньгами, желавший видеть себя императором, мог попытаться сбить новую династию с оливкового дерева. В сенате шестьсот человек, это мог быть любой из них.

Я не верил, что это Камилл Вер. Считал ли я так, потому что знал его лично? Как мой клиент, несчастный неловкий и нескладный человек казался более человечным, чем остальные (хотя я и раньше попадался на такую удочку). Даже если он не при чем, оставались еще пятьсот девяносто девять.

Это был кто-то, знающий Британию или знающий кого-то, кто знал Британию. Прошла четверть столетия после вторжения Рима в провинцию (кстати, имя Веспасиана впервые прозвучало в связи с той кампанией). После этого бесчисленные смелые ребята отправлялись на север выполнять долг. У многих из них была блестящая репутация, а теперь вполне могли взыграть амбиции. Сам Тит являл собой типичный тому пример. Я помнил его там, молодого военного трибуна, командовавшего подкреплением, которое пришло с Рейна для восстановления провинции после восстания. Британия считалась этаким свидетельством о социальной пригодности. Никому она не нравилась, но теперь во всех хороших семьях Рима имелся сын или племянник, который выполнял долг в холоде или на болотах на окраине мира. Я мог искать любого из них.

Этот кто-то мог служить в Северной Галлии. Этот кто-то мог служить в Британском флоте, стоявшем в проливе между провинцией и материком. Этим кем-то мог быть любой человек, владеющий любым кораблем, например, купец, перевозящий британское зерно на военные базы на Рейне или же шкуры охотничьих собак в Италию, а может, экспортер гончарных изделий и вина. Или, зная купцов, целая крепкая группа. Это мог быть местный британский губернатор, а может, его жена.

Это мог быть человек, на встречу с которым я ехал, Гай Флавий Иларий, родственник моего сенатора, который теперь являлся прокуратором и отвечал за финансы. Последние двадцать лет он по собственному выбору жил в Британии. Столь эксцентричный выбор подразумевал, что Иларий определенно от чего-то сбежал (если он только не полностью съехал с катушек).

К тому времени, как я добрался до Британского океана, я придумал столько диких планов и прокрутил их в своем сознании, что у меня уже кружилась голова. Я стоял на скалах на самом краю Галлии и наблюдал за белыми бурунами. При виде пенящейся внизу воды мне стало еще хуже. Я отвлекся от проблемы и сконцентрировался на том, чтобы не слишком страдать морской болезнью, пока наше судно переходило через пролив. Ох, не знаю, зачем я пытался, меня все равно всегда тошнит.

Мы предприняли пять попыток, чтобы выйти из гавани Гесориака, и к тому времени, как вышли в море, мне хотелось только повернуть назад.

Я направлялся на запад, поэтому устроитель моего путешествия организовал мне маршрут на восток. После семи лет в армии это меня не удивило.

Я планировал не торопиться и провести несколько дней в Лондинии, чтобы акклиматизироваться. Но начальник порта Гесориака вероятно послал сигнал на другую сторону, в Дубрий, как только меня заметил. Лондиний знал, что я приеду до того, как покину Галлию. На причале в Рутупие стоял специальный посланник и постукивал подбитым мехом сапогом. Он был готов спасать меня от бед, с того момента как я сошел с корабля.

Посланник прокуратора был центурионом, которые выполняют особые задания с помпезностью, а сами всегда полны важности, как это принято у героев. Он представился, но оказался недружелюбным типом с заплывшим жиром лицом и жидкими волосенками, имя которого я с легкостью забыл. Он служил в Двенадцатом легионе Валерия, состоявшем из скучных, но достойных солдат, которые покрыли себя славой во время разгрома восстания царицы Боудикки. Теперь их штаб располагался у гор в Вироконии, у границы. Мне удалось выжать из него только одну полезную деталь. Несмотря на усилия сменяющих друг друга губернаторов, граница все еще пролегала в том же месте. Это была старая дорога, по диагонали пересекающая остров от Иски до Линда. Большая часть острова, лежащая за этой границей, так и оставалась не подконтрольной Риму. Я вспомнил, что серебряные рудники находились не на нашей стороне границы.

Ничто в Британии существенно не изменилось. Цивилизация просто покрывала провинцию, словно слой воска банку с мазью аптекаря, этот слой было легко проткнуть пальцем. Веспасиан отправлял сюда юристов и ученых для превращения их в демократов, которых можно было бы безопасно пригласить на ужин. Рутупие обладал всеми чертами порта империи, но после того, как мы немного проехали по дороге к югу от Тамесия, реки, по которой осуществлялись поставки, я увидел, что все осталось по-прежнему. Круглые хижины, из труб которых поднимался дым, сгрудились на убогих квадратных полях. Угрюмый скот бродил под зловещим небом. Складывалось впечатление, что можно много дней ехать сквозь леса по известковым холмам, пока не увидишь алтарь бога, имя которого знаешь.

Когда я впервые увидел Лондиний, он представлял собой поле пепла с едким запахом. Черепа убитых поселенцев катились красноватым потоком, ударяясь друг о друга, словно галька. Ныне город был новой административной столицей. Мы заехали с юга и нашли новый мост, недавно построенные верфи, склады, мастерские, таверны и бани. Не встречалось ничего старше десяти лет. Я уловил и знакомые, и экзотические запахи, и за десять минут услышал шесть языков. Мы проследовали мимо пустого, чернеющего участка, отведенного для строительства дворца губернатора. Позднее мы миновали еще один большой участок, где будет Форум. Правительственные здания стояли везде, в одном из них проживал прокуратор с семьей. Это был заполненный людьми комплекс с двором, верандами и шестьюдесятью кабинетами.